Темнотвари

Я склоняюсь перед ней… Я продолжаю своё исследование… Пробегаю глазами от Золотой скалы до Пещеры Гютльбьёртна, на прямой линии между ними два утёса: Средняя скала и Южная скала, а там, где я стою – Холмы Скрытницы, озерцо, словно это захватные устройства или клапаны на божественном инструменте… Внизу под ними подземный проход под островом… Труба, проложенная с востока на запад… Тут раздаётся громкий сосущий звук, море убирается от входа в тоннель, который под скалой и всегда скрыт под водой – но не сегодня… Поющая труба чиста… С моря на блестящем крыле прилетает серебристая чайка, её несёт над островом в потоке восточного ветра: сперва она над Золотой скалой, затем над Средней, потом над Южной, а вот уже над Холмами Скрытницы… Она прямо надо мной… Я провожаю её взглядом, поворачиваюсь кругом себя, успеваю увидеть её отражение в озерце, вижу, как в один миг она позволяет себе резко упасть к устью пещеры… Но чего птица хочет этим добиться? Ах, да, тогда у неё возрастёт под обоими крылами подъёмная сила, она взмоет по дуге высоко в небеса… Там она берёт курс против ветра, поворачивает ко мне свою белопёрую грудь, белоснежная в утренних лучах, более всего напоминая голубя над высоким алтарём… Но тут то же лёгкое, чьё дыхание вознесло эту чайку к небесам, дует по-новому… Воздушно-прозрачные уста прижимаются к Золотой скале… Дуют в свирель… Я затаил дыхание… Дуновение проходит сквозь гору, вылетает из отверстия пещеры на взморье, неся с собой первую ноту в музыкальном произведении… Это глубокая нота… Это как будто сам Гютльбьяртнарэй подпевает… У меня под ногами дрожит земля… Вспархивают птахи… Шарахаются овцы… Едва оживший паук съёживается… Тюлень уползает в воду… Та нота звучит громко и долго… Я закрываю глаза, моя душа начинает трепетать вместе с ней… Тут я чувствую, как зарождается ликование, смешанное со страхом… Потом нота замолкает так же резко, как началась, наступает затишье… Мне становится холодно, всего меня покрывают мурашки, даже сгнившую перетянутую кожанку моей головы… Чёрный баран неподвижно стоит в загоне, каждый мускул напряжён… Он беспокойно жуёт, обвиняюще смотрит на меня, словно это я так нехорошо подшутил над ним, наслав весь этот шум… Нет, мальчик мой, нет, старик-книжник Йоунас Паульмасон не настолько могуществен, – хотя кое-кто считает, что он способен играючи вертеть силами мироздания… Но смотри, барашек! Здесь кое-кто играл, давая первоэлементу играть с собой: чайка дала звуку уносить себя всё дальше, всё выше, вот её тень кружится… В стеблях снова запыхтело… Я пускаюсь наутёк. Хотя ноги у меня дряхлые и кривые, они годятся для коротких расстояний, как отсюда и до взморья… Я выхожу на песок, осторожно ступаю на скользкие камни, остерегаясь осклизлых водорослей, занимаю место возле пещеры, так, чтоб мне было видно, что внутри, встаю потвёрже… Наверно, здесь звук будет сильнее всего… Из темноты доносится аромат морских трав, плеск в лужицах на полу пещеры… Вот капли гулко падают на камни, на водоросли… И в некоторых местах у их щёлканья звук тоньше, словно они падают на что-то более ценное, чем влажная приморская скала… Там, говорят старики, он и спрятан – клад Гютльбьёртна – Золотого Бьёртна… Прямо под Золотой скалой – то золото, что дало ему прозвище… Сундук, полный злата… Огонь Эгира, слёзы Фрейи, счёт рта Тьяци[43], ещё золото… Туда мне давно хотелось, а теперь уж нет… Так долго был я лишён благ мирских, что перестал считать золото достойным стремлений – разве только стремиться самому его изготовить… Но здесь у меня нет для этого приборов… Мне кажется, будто голубоватый свет на потолке пещеры отдаляется… Там тоннель идёт под уклоном и ведёт в море, значит, это всего лишь дневной свет… И вот запах морских трав усиливается… Лёгкий ветерок превращается в резкий порыв… Мне слышится, будто в глубине пещеры кричит черноголовая чайка… Там, у Золотой скалы, по ту сторону прохода, летает целая толпа этих птиц… Я кричу в ответ: сюда, ветер, сюда… Голос отдаётся эхом… Чайки умолкают… А шторм отвечает… Могучий звук обрушивается на меня, тяжёлый, как водопад… Он заполняет мои ноздри и рот, ревёт в ушах, сушит солью глаза, свищет в носу, забивает собой широко раскрытый рот… Я едва не падаю, но мне удаётся удержаться на ногах… Я гнусь и клонюсь, как тростинка, чтоб он не смёл меня… Он рвёт и тянет одежду, натягивая её на мне… Штанины и полы кафтана свищут и хлопают… А вот он становится чуть тише… И ещё чуть-чуть… И чуть ниже… И ещё немного ниже… И вдруг снова как перескочит обратно на четвёртую ступень!.. Обозначая таким образом звукоряд… И как начнёт скакать по нему вверх-вниз!.. Порой он тих и спокоен… Может, неподвижно стоит на одной и той же ступеньке одной воздушной ногой, – а другой быстро и часто бегает вверх-вниз… И тут вдруг у него оказывается целых три ноги, а то и пять… И там и воет, и щебечет, чирикает и стонет, плачет и свистит… Там и звуки животных, и человеческая речь, и целых хоры поют, целые стада выкликают свои имена… Что за симфония!.. Как будто восточный ветер приносит мне одновременно все песни земли, как будто выкрикивает самые печальные вперемешку с самыми радостными… Словно он сгрёб все новости по дороге досюда по земному шару, пока летел над континентами, пустынями, лесами, странами, краями, деревнями, когда скакал сквозь дворцы и дома, под столами и скамьями, в закоулки и прочь из них, под юбки и из-под ворота… А потом всё, что он узнал, он запустил в небеса – прямо под сферой воздушных духов, куда будут прилетать во́роны, чтоб узнать грядущее… Там он слепил из них пухлые тучи, которые погнал как мешки с почтой по небу, послал то туда, то сюда, всё подкладывая в них новое, пока они наконец не стали так набиты рассказами и событиями, что готовы вот-вот лопнуть, чтоб ему пришлось искать им путь снова в мир… Он сгребает вместе тучи небесные, берёт их в охапку, как копну сена, а она такая обширная, что ветер едва может выглянуть из-за неё у правого плеча… И он несёт облачную копну то туда, то сюда, ищет удачное место, где можно выпустить её из рук… И тут на севере во время большого отлива вздымается отдалённый островок, а в нём сквозная дыра… Он разевает рот, набивает его тучами, пихает их за щёки, хмурится, камнем падает вниз возле островка, прижимается губами к его восточной стороне… Имя ему Эврос… И он дует… И играет… Дует…