Темные аллеи. Окаянные дни

Вечернее зимнее солнце
И ветер меж сосен играют,
Алеют снега, а в светлице
Янтарные пятна мелькают.

Мохнатые тени от сосен,

Играя, сквозят позолотой
И по столу ходят; а Диза
В светлице одна, за работой.

На бронзу волос, на ланиты,

На пяльцы и руки широко
Вечернее льется сиянье,
А думы далеко, далеко.

Тяжелое зимнее море

Грохочет за фьордом в утесах,
И стелется по́ ветру пена
И стынет на снежных откосах;

Качаются с криками чайки

И падают в пену и тают…
Но звонкой весенней слюдою
Давно уж откосы блистают!

Пусть ночи пожарами светят

И рдеют закаты, как раны,
Пусть ветер бушует, – он с юга,
Он гонит на север туманы!

Пусть милый далеко, – он верен.

И вот на вечернее солнце,
На снег, на зеленые ветви
Она загляделась в оконце.

Забыты узоры цветные,

Забыты точеные пяльцы,
И тихо косою играют
Прозрачные тонкие пальцы.

И тихо алеют ланиты,

Сияя, как снег, белизною,
И взоры так мягки и ярки,
Как синее небо весною.

〈1903

〉

Надпись на чаше

Древнюю чашу нашел он у шумного синего моря,
В древней могиле, на диком песчаном прибрежье.
Долго трудился он; долго слагал воедино
То, что гробница хранила три тысячи лет, как святыню,
И прочитал он на чаше
Древнюю повесть безмолвных могил и гробниц:

«Вечно лишь море, безбрежное море и небо,

Вечно лишь солнце, земля и ее красота,
Вечно лишь то, что связует незримою связью
Душу и сердце живых с темной душою могил».

〈1903

〉

Запустение