Темные дни, черные ночи (СИ)

Она ошарашено смотрит на стоящего в дверях Киллиана, тоже потерявшего беззаботную, счастливую улыбку. Понимает его взгляд и, что именно он хочет сказать ей – оставь, не трогай чокнутую, она страдает от только одной ей ведомых проблем, которые, наверняка, заслужила. Но Эмма Свон никогда не могла пройти мимо чужой беды, нет. Она прошла через суровые испытания, пережила ад в юности, знает, что такое быть отверженной, всеми презираемой, одинокой и заклейменной. К тому же, сознание того, что, как ни крути, а Круэлла была одной из немногих, кто не отвернулся от нее в страшные, темные времена, шрамами болящие на ее сердце, хоть имела все основания ее ненавидеть (и наверняка, ненавидела), подталкивает к единственному возможному решению.

Попросив Киллиана лишь только взглядом не противиться ее поступку, не мешать, она делает несколько робких шагов к дивану, и осторожно садится рядом с Круэллой. Та не шевелится, кажется, она вообще унеслась отсюда, витает где-то, и ей плевать на то, что кто-то пришел. Странно. Раньше она никогда не видела Круэллу такой… равнодушной.

- Эй! – как можно осторожнее, Свон трогает ее за руку, но не получает никакой ответной реакции. Только один взгляд, мимолетный, поверхностный, который тут же сказал ей, что Де Виль не намерена ни говорить, ни шевелиться, ни, кажется, даже дышать.

- Что происходит? – Эмма не намерена сдаваться, хотя, делает это, скорее, не из сочувствия Круэлле, а потому что ей необходимо узнать, не случилось ли во время их отсутствия в городе чего-то экстраординарного. Потому что в ее представлении выбить из колеи Круэллу Де Виль могло только что-то совершенно невероятное.

Круэлла поворачивается к ней и тяжело поднимается. Когда она смотрит на нее несколько секунд, не мигая, у Эммы перехватывает дыхание. Никогда еще она не видела Де Виль такой… бесцветной, серой. Обычной. Неужели за несколько недель, что их не было, сумасшедшая психопатка растеряла весь свой своеобразный шарм. В Сторибруке, конечно, все возможно, но что же такого должно было произойти, чтобы довести самую безумную жительницу города до такого жалкого состояния? Эмма даже испытывает странный секундный порыв обнять свою незваную гостью и провести сеанс психотерапии с ней.

Но сама Круэлла решила иначе. Ни на кого не смотря, она, полным ненависти голосом, произносит:

- Ты не подох, пират.

- Я очень живучий, милая. Истинная любовь меня спасла – спокойно отвечает Киллиан без тени агрессии.

- О, да – кивает Круэлла, доставая сигарету и глубоко затягиваясь, - истинная любовь, конечно. Великое и светлое чувство.

- Что произошло, ты можешь, наконец, объяснить? – Эмма почти срывается на крик.

- Я не обязана – Круэлла поднимается на ноги и, схватив шубку, висящую на вешалке, выходит. Впрочем, уже через секунду она все же появляется в двери и сухо, словно отчитываясь, произносит:

- Смотри, Спасительница, как бы из Преисподней не явилась какая-нибудь беременная подружка твоего драгоценного пирата. С мужчинами всякое бывает, знаешь ли.

И, грохнув дверью, уходит.

Заставить себя прийти в лесной домик было сложно и у Де Виль даже возникла мысль просто не забирать свои вещи оттуда. Но здравый смысл все же взял верх – ее муженек проиграл недавно все свое состояние в карты, и она слишком много потеряла, чтобы вещами разбрасываться. Потому из дому Свон Де Виль все же поехала в их с Румпелем обиталище.

Она откровенно боялась туда входить: что ее там ждет? Не было ни малейшего желания снова погружаться в пучину воспоминаний – счастливых и столь нереальных. Будто и не с нею было. А ведь прожили с Румпелем здесь два месяца. И впервые в жизни законченная психопатка Круэлла Де Виль, у которой в душе не было ничего светлого, страшно боялась расплакаться. Однако, нет – едва она вошла вовнутрь, как ее посетило совершенно иное чувство. Ярость. Кипящая, бушующая внутри невероятная ярость. Все ее вещи были на месте, видимо, совершенно не тронутые. Более того – вещи Голда так же были здесь. Он их не забрал. Интересно, почему – силенок не хватило, или слишком занят любимой женой? Впрочем, какая разница.