Темные дни, черные ночи (СИ)

Вряд ли существование без нее можно назвать жизнью, нет, оно ни сколько не походит даже на бледное ее подобие, даже на слабую копию. Дни, темные, как пасмурный вечер, ночи, черные, словно бездна, каждое безрадостное утро, когда он покидает холодную пустую постель, почти совсем не смятую за ночь – все это похоже, скорее, на метания, нежели на жизнь. Во всяком случае, даже заклятому врагу Голд бы такой жизни не пожелал. Даже самый страшный враг не вряд ли заслужил испытать такие смертельные, страшные муки, на которые он обрек себя и – что самое страшное – Круэллу.

Он бьется и бьется над главной загадкой, которая кажется просто неразрешимой. Впервые Голд чувствует себя таким беспомощным. Впервые совершенно не знает, что делать дальше. Если бы его сейчас только могла увидеть Круэлла, она сказала бы непременно, что он размяк. Наверняка кричала бы, что ему нужно собраться и, возможно даже, била бы по щекам и давала тумаки. Как бы он желал этого – любого проявления ее присутствия рядом, любого намека. Но их не было. Черная трясина засосала любимую женщину, такую яркую, необычную, такую безумную и такую отчаянно храбрую и теперь даже по земле ходить больно – каждый раз, делая шаг, Румпель помнит, что где-то там под землей, в самых ее недрах, все еще есть она. И, наверняка, ей там совсем не весело. Еще не понятно, кому из них хуже.

Он открывает сегодня глаза, тяжело вздыхая. Еще одна бессонная ночь, которая не принесла никакого удовольствия. Резкий аромат ее духов уже понемногу выветривается из комнаты, он каждое утро распыляет немного парфюма из бутылочки, оставшейся у зеркала, вдыхая этот странный, только одной ей идущий запах, как многие вдыхают кислород, зарываясь в него лицом, закапываясь в воспоминания. Сегодня – не исключение. От него пахнет ее духами, а, впрочем, плевать, они – единственная связь с ней, единственное по-настоящему дорогое напоминание.

На улице темно, солнца сегодня, очевидно, не будет, свинцовые тучи заволокли небо, сгустились плотным полотном над сухой, обезвоженной землей. Голд берет зонтик, надевает пальто, жмурясь, как от яркого солнца, когда снова видит висящие в ряд шубки, столь любимые Круэллой. Как он не уговаривал себя остановиться, соблазн оказался слишком велик. Сняв с крайней вешалки манто, он подносит его к лицу, зарываясь носом в мех, и шумно вдыхает хранящийся в нем запах. Немного джина, немного собак, немного сигарет, немного парфюма и совсем чуть-чуть духов – все это образует удивительный, странный, лишь одной ей идущий аромат. Аромат Круэллы Де Виль, такой же безумный и оригинальный, как и она. Мелочи – вот и все, что ему осталось. Мелочи, которые так сильно ранят. Мелочи, от которых сердце еще сильнее болит.

Оторваться от этого запаха так же тяжело, как наркоману завязать. Почти нечеловеческим усилием, Голд отправляет манто обратно в шкаф, быстро застегнув пальто на все пуговицы, выходит из дому, оглядываясь, словно вор.

Он знает дорогу к сыну как свои пять пальцев – каждый камешек и каждая пылинка от дома до кладбища знакомы ему лучше, чем все другое. Как и всегда, он идет сюда один – никого не встретив по дороге. Люди ненавидят кладбища. Они заставляют окончательно поверить, что близких нет рядом. Они заставляют проиграть.

Он идет спокойно, никуда не торопясь. Ему бы прижать сына к груди, сказать ему, что все хорошо, рассказать, что он рядом и как жилось ему все эти годы, но – увы, теперь он обречен лишь сидеть на краю могильной плиты, сметая редкие пылинки с тяжелого надгробия. Нил любил живые цветы и его отец приносит ему камелии – единственно возможный способ признаться в отцовской любви.

По мере приближения к кладбищу крепчает ветер – как всегда, когда Темный ищет уединения с сыном. Никогда не дает побыть ему наедине с Беем, всегда сопутствует, подглядывает, любопытничает.

Надев очки, чтобы скрыть покрасневшие, да не от ветра глаза, Румпель входит в кладбищенскую калитку, уверенными, заученными движениями направляясь к сыну. Скромная могилка в самом дальнем углу кладбища, с маленьким забором, полная цветов в любое время года – когда плохо с живыми, Голд приносит искусственные. Пусть Бей радуется. Пусть видит, что здесь есть отец, что бесконечно по нему скучает.

Зачем он пришел теперь? За успокоением. За подсказкой. Чтобы одному только сыну рассказать, как ему тяжело сейчас. Чтобы плакать, не плача и страдать, пока никто не видит. Теперь могилы две – здесь же, в некотором отдалении от Бея, покоится милая Белль. Мо не захотел и слушать ужасного зятя, похоронил ее рядом с матерью. Когда позволяет ситуация, Румпель приходит и туда, оставляя цветы, столь же прекрасные, какой была она сама.

С каждым шагом он приближается к сыну. Вдали уже виднеется аккуратная ограда и первые в этом сезоне цветы, лично высаженные Голдом. Однако, Нил не один. Слегка прищурив глаза, он видит сидящую на скамейке Эмму, очевидно, теребящую в руках маленький носовой платок.

- Мисс Свон.