Темные дни, черные ночи (СИ)

И тут он все понимает. Потому что не было в его лавке чертового камина. Потому что ему слишком хорошо известно, что знаменует проклятая синяя дымка, ползущая из него и тянущая лапы к его дорогой Круэлле. Портал. Только в одно место, в путешествие, из которого нет обратного выхода. Путевка в смерть. Только теперь он понимает, что Круэлла отдаляется, что синяя мгла затаскивает ее в портал, что скоро, еще мгновение, и ее не будет здесь. Что они прощаются навсегда.

- Круэлла, что ты, черт возьми, наделала? – испуганно восклицает он, впервые за долгие годы по-настоящему напуганный, впервые настолько растерянный, и отчаянно целует ее глаза, губы, щеки – все, до чего еще достает.

- Я люблю тебя! – на одном дыхании кричит она ему, растворяясь в синей дымке и раздавшийся из глубин земли хохот не оставляет сомнений в том, куда она ушла.

Румпель мечется, Румпель колотит собственной тростью по тому месту, где секунду назад был проклятый камин, Румпель падает на диван, раскачиваясь как маятник, Румпель кричит вслед самодовольному хохоту:

- Проклятый! Ты все, все у меня отнял, все, что мне было дорого!

Кинувшись к книгам и разбросав их на пол, он, наконец, извлекает с полки нужную, лихорадочно шурша страницами и закусывая губы в кровь.

Он сейчас не способен слушать, слышать, понимать, не способен чувствовать. Только знает, что сделает все, чтобы она была рядом. Теперь уж точно не отступит. И, перелистывая сухие страницы одна за другой, повторяет как молитву, как мантру:

- Я спасу тебя. Я спасу тебя, Круэлла. Ты слышишь? Я спасу тебя.

========== Глава 68. Возвращение ==========

Он ходит по комнате, мечется в собственном доме, ставшем теперь опостылевшей лачугой, словно загнанный зверь. Ему бы радоваться, что он не спит, лишен такого удовольствия и каждую секунду жизни может использовать на поиск возможности вытащить любимую психопатку из постылого царства теней. Но он не рад. Он устал. Кажется, на него навалилась вековая усталость, скопленная за триста лет Тьмы. Она не дает есть, не дает расслабиться, не позволяет даже дышать. В груди могильной тяжестью застыла боль, камнем лежащая на сердце.

Каждый раз, приближаясь к кровати, он борется с желанием растрощить ее в щепки, развалить комнату. В этой комнате все так же, как когда здесь была она: ее духи на прикроватной тумбочке, стакан, из которого она, просыпаясь иногда от жажды, пила воду, ее белье в нижнем ящике шкафа, шубки, хранящие запах ее сигарет, аромат ее тела, разливающийся по всему дому неумолимо преследует его.

Он хранит каждую мелочь, хоть сколько-нибудь напоминающую ему о Круэлле, даже ее губную помаду уже с размягченным карандашом, даже салфетку, о которой она вытирала заляпанные мороженным губы. Все до казалось бы, абсурдных мелочей. Он хранит все.

Антикварная лавка закрыта уже несколько недель, все это время к ней даже никто не смеет приблизиться, потому что коварный хозяин поставил защиту и, стоит лишь прикоснуться к дверной ручке, как тут же отлетишь до самой городской черты магическим разрядом. Экспонаты покрылись пылью, товар залежался в закромах. Библиотека теперь – его пристанище, он ходит туда, как на работу, всякий раз отгоняя из памяти образ милой Белль с ее удивительными, искрящимися добротой и любовью глазами, с ее губами, похожими на лепестки роз. Этой девочки тоже нет, он потерял ее. Приходя в ее бывшую вотчину, он берет книги, самые разные, всегда древние, и перечитывает снова и снова, иногда дотемна. Но не находит ни единого ответа, ни одной подсказки, как вызволить Круэллу из мрачного царства умерших, если она добровольно, живьем очутилась там. Мифы о Персефоне не работают, из Круэллы плохая Персефона, никаких подсказок нет. Открывать портал снова – значит, грозить не только самому попасть снова в лапы к смерти и ее повелителю, но и обречь на это весь город, который он создал и неоднократно защищал все эти годы, как свою вотчину, свое королевство.

Все бесполезно, все впустую. Все тлен. Сколько раз он терял ее – не сосчитать. Всегда по своей глупости, поддавшись страху или не уверенности в том, что может любить и быть любим, по своей горделивой спеси, по ревности, из-за глупого высокомерия. Миллионы слов так и остались несказанными, тысячи эмоций – не выраженными, миллиарды чувств – скрытыми в сердце. Он думал, что у них еще есть время, тогда как время неумолимо утекало от них, как песок сквозь пальцы. Круэлла пожертвовала собой, потому что хотела, чтобы он жил. Круэлла ускорила конец.