Темные дни, черные ночи (СИ)

Сегодня Круэлла Де Виль сидит у постели мертвого возлюбленного, которого ночью целовала, как одержимая, с глупой надеждой, что все получится и случится этот самый проклятый поцелуй истинной любви, о которой все так трещат, но – нет. Видимо, злодеям этот самый поцелуй не положен. И где теперь дура Белоснежка со своими проповедями о надежде?

Сегодня Круэлла Де Виль пьяна без алкоголя, опьяненная болью, которая как черный паук плетет на сердце изысканную паутину, перекрывая возможность дышать. Сегодня Круэлле больно, пожалуй, впервые по-настоящему люто и зло больно, и, если бы она умела визжать, то это бы уже услышал весь Сторибрук.

Она смотрит на уже покрывшиеся коркой безжизненные губы возлюбленного, осторожно проводя пальцами по его рубашке, которую лично шила, да так и не успела подарить ему, и которую вчера надевала, целуя каждый миллиметр закрывающейся от нее кожи. Больное воображение, дурацкая фантазия рисовала такие картины, от которых любой другой бы сошел с ума. Румпель лежал перед нею, и она все думала: он живой, просто уснул. Надо же иногда и Темному давать себе передышку. Вот сейчас она его поцелует, сейчас застегнет пуговицы на новенькой рубашке и он очнется. Но этого так и не случилось. Этого просто не могло бы случиться. Потому что мертв, значит, мертв. Спасительница булькала что-то о том, что за воскрешение Крюка Аид запросил слишком высокую цену и что она, возможно, лишилась счастья в будущем, чтобы сохранить его в настоящем, вот только Круэлла ей совсем не верила. У героев что не проблема, то раздутая до катастрофических масштабов драма, на самом же деле, она не стоит и выеденного яйца.

Все просто как всегда – герои победили, злодеям же счастье не положено. Все как обычно.

Круэлла ласково проводит по похолодевшей щеке кончиками пальцев, не удержавшись, слегка царапает щеку. Жаль, Темный этого уже не почувствует. Ему нравилось, когда она царапалась.

- Дорогой, ты говорил, что никогда не оставишь меня. Ты как всегда врал, Румпель. Чертова свинья. Даже в этом меня обманул – горько усмехнувшись, качает головой она.

Она простила ему все: обманы, годы разлуки, последнюю выходку с матерью, психушку, интриги против нее, игнорирование, все до последней капли боли вытянула из нее его смерть, поселив туда боль еще более адскую, невыносимую. Ее дни стали темными, а ночи – еще черней. Ее словно бы поглотила черная дыра. Она простила ему все и готова была простить даже будущие ошибки, но он умер. Убил себя, чтобы, как мямлила Свон, спасти ее, а по сути – снова спас зад всем глупым жителям этого проклятого города.

Ощущение, что его больше нет, пришло сразу, еще в ту минуту, как она, прыгая по лужам, неслась к городской черте – туда, где, распластавшись на земле, лежал он, едва дыша. Понимание того, что он мертв пришло потом, когда она клала его голову, болтающуюся словно у куклы на шарнирах, на свои колени и сидела, сгорбившись, над его телом, показавшимся абсолютно маленьким и больным. Это ощущение было сильнее всех, что доводилось ей однажды испытывать. Как черная дыра, что засасывает в себя все на свете.

Круэлла осторожно достает из-под подушки кинжал, теперь приобрётший почти угольный цвет, бесконечно темный, на котором больше не высечено ни единого имени. Усмехнувшись ему, как старому другу, она крепче сжимает его в руках (кажется, вчера она воткнула этот кинжал в руку Мери-Маргарет, потчевавшей ее своими фирменными разговорами о надежде и глупым утешением), так, что пальцы хрустят и, надев шубу, выходит из лавки.

Идти больно. Каждый шаг отдается гулом и звоном в ушах. Она ориентируется в пространстве почти на ощупь, словно бы этот город был чужим для нее, как будто она его совершенно не знает. Бредет по улицам, шатаясь, как не ходила даже тогда, когда ее забирали из дурдома, наталкиваясь на проходящих зевак, которых щедро одаривает то гневным взглядом, то просто показывает им средний палец, впрочем, почти не испытывая от этого удовольствия.

Идти сложно. Каждый шаг больно отдается в желудке, скрутив ее в узел, и по сути, она просто ползет, опираясь руками об стены и отшатываясь от каждой машины, рискующей ее сбить.

Идти страшно. Она никогда не просила помощи ни у кого, тем более, у героев, тем более – никогда не хотела откупиться от самой страшной Тьмы, какая только существует в мире. Безумная идея пришла ей в голову лишь потому, что без Румпеля смысла жить нет, да и жизни ни у кого не будет. Но она идет, медленно, тяжело, делая каждый шаг с такими усилиями, с какими маленькие дети учатся ходить. Она идет вперед, сгибая колени, в которые словно бы острые иголки вонзают, она идет вперед, старательно игнорируя проходящих мимо людей и саднящую боль в сердце. Она идет, искусав до крови уже опухшие губы, долгим взглядом смотрит вперед, бесполезно пытаясь сфокусироваться. Она идет навстречу своей смерти.