Темные небеса

Мне перед Андроном неловко. Я почему-то уверен, что если попробую скрыться под Куполом, то меня защитное поле легко пропустит. Но ведь оно не пропустит ни Андрона, ни Сару, ни любого другого, кто вдруг захочет найти там спасение. Без визы, без предварительного арконского разрешения внутрь Купола не проникнет никто. Не знаю, откуда у меня такая уверенность появилась. Быть может, это Виллем исподтишка, через экстрасенсорный канал, предостерегает нас от опрометчивых действий. А быть может, это просто я сам научился через тот же канал понемногу «считывать» намерения арконцев. В конце концов не все ли равно? Важно, что уверенность эта четкая, внятная, не вызывающая никаких сомнений. Вместе с тем Андрон меня прямо-таки поразил. Вот уж не ожидал, что он — именно он! — запросит визу на Терру. Кто угодно, только не Андрон Лавенков. Воистину человек — это умопомрачительная загадка. Никто не знает, что у него внутри. Если некое существо выглядит словно кошка, ведет себя словно кошка и мяучит как кошка, то это кошка и есть. И если человек называет себя чиновником, имеет статус чиновника и ведет себя как чиновник, то это тоже — чиновник и есть: частично одушевленный, департаментский функционал. Какие вопросы тут могут быть? И вдруг функционал начинает вести себя, как живой человек… Секундой позже я все же соображаю, что это так, да не так. Если Андрон говорит «замолви словечко», то это как раз типичное высказывание чиновника, нисколько не сомневающегося, что везде — блат. С другой стороны, если уж бегут с Земли такие, как Андрон Лавенков, значит, здесь действительно — все. Финал, спасения нет. Чутье чиновника, вырабатываемое годами, нельзя сбрасывать со счетов.

Я не знаю, что можно ему ответить.

Но ответ, как тут же выясняется, и не нужен.

Сара вдруг быстро и при этом бесшумно перекатывается назад и, выставив автомат, приглушенным голосом спрашивает:

— Кто здесь?

— Не стреляйте!.. Свои!.. — раздается сразу на двух языках.

Песчаные неровности метрах в пяти от нас вдруг оживают и превращаются в двух людей, струящихся по земле точно ящерицы. Оказавшись под прикрытием грузовика, они усаживаются, и передний докладывает:

— Капитан Фарков, сержант Загарко, российская армия. У нас — вертолет, вывезем вас в Оман…

— Как-как? Капитан Фарков? — Сара неожиданно фыркает.

До меня доходит с некоторым опозданием, но потом я все же улавливаю, в чем тут дело. По-английски это звучит как «фак офф», в самой мягкой, литературной трансляции означает: отвали или отстань. В действительности — гораздо грубее. Капитану такая реакция, видимо, не впервой, поскольку, не обращая внимания, он указывает большим пальцем назад:

— Нам туда… — Поворачивается к сержанту. — Серый, раненый — на тебе!

— А почему мы вас не слышали? — с подозрением спрашивает Сара.

Капитан пожимает плечами:

— Наука умеет много гитик.

— «Имеет», — автоматически поправляет его Сара.

Вот она и прокалывается на знании языка.

Кажется, никто, кроме меня, этого не замечает.

— Это у вас «имеет», а у нас, в России, «умеет», — говорит капитан Фарков. — Так что, будем дискутировать или хотите жить?

— За нами идут вертолеты армии США. Они будут здесь примерно через двадцать минут…

Капитан опять пожимает плечами:

— Мы, разумеется, не можем насильно забрать с собой гражданку Америки. Оставайтесь, если вам и тут хорошо. Но у нас — тяжело раненный, мы ждать не будем…

— Старший агент Роттербек! — начальственным тоном произношу я. — Вам приказано не отходить от меня ни на шаг. Выполняйте приказ!

На Сару это действует как удар кнута. Она не понимает, откуда я могу знать ее звание и подлинную фамилию. Хотя, надо отдать должное, быстро приходит в себя.

— Ладно!.. Поехали!..

Сержант за это время успевает очень ловко, не поднимаясь, перевалить себе на спину Лавенкова, образовав как бы сэндвич из двух человек.

— Ты, браток, только не умирай… Дотащим… Тут — всего ничего…

Стараясь держаться под прикрытием грузовика, мы огибаем дымный, пылающий склад. За ним стоит вертолет, весь черный, острой мордой похожий на хищную глубоководную рыбу. Ранее его не было видно из-за всплесков огня. Наверное, потому и присоседились здесь, молодцы!

— Живее!.. Живее!.. — торопит нас капитан.

Из вертолета выпрыгивают еще двое бойцов.

Лавенков стонет. Ноги его, оставляя борозды, волочатся по земле.

— Потерпи, браток, уже все, все, скоро… — успокаивает сержант.

Прямо над нами взлетает ракета и фотографическим, магниевым сиянием превращает все в графику лунных теней. Бледным и каким-то бесцветным становится даже огонь. Одновременно сбоку раздается беспорядочная стрельба и, повернув голову, я вижу группу хазгаровцев, бегущую к нам. Их человек пять или шесть… Нет, кажется, больше… Они безумно кричат… Арабский я понимаю плохо и выделяю только известное всем «Аллах акбар!»…

— Твою мать!.. — тоже кричит капитан. — Бегом!.. Все — бегом!.. Горбунков, помоги!..