Теперь они ужинали при свете свечей, заправленных в серебряные канделябры в виде извивающихся змей. В один из вечеров Неста нарядилась в платье, будто сотканное из тумана – совершенно белое, но совершенно точно не свадебное. Ее голову покрыла новая шелковая вуаль, на фоне которой ее губы казались окровавленными, точно свеженанесенная рана. И Кертису вдруг почудилось, что сам ее рот непостижимым образом изменил форму – невозможно, чтобы простые женские губы были такими желанными. Ни есть, ни жаловаться при виде их совершенно не хотелось, но Кертис заставил себя – ему во что бы то ни стало нужно было затронуть тему, волновавшую его почти так же сильно, как метаморфозы, преображавшие жену.
– Если ты и дальше будешь так сорить деньгами, я не смогу покрывать твои запросы. – Даже ложка, которой он ел суп, казалась в присутствии Несты новой, ею хотелось вновь и вновь возить по зубам.
– Ты не несешь ответственности за мои долги.
У Несты был небольшой собственный доход, но Кертис знал, что он и близко не мог сравниться с ее нынешними почти ежедневными безумными растратами. Намек жены на обратное он счел оскорбительным.
– Надеюсь, ты убедишь в этом юристов. В законе прописано, что муж все-таки несет еще какую ответственность за долги жены, – устало и с горечью сказал Кертис – впрочем, без надежды на требуемое впечатление с ее стороны.
– Уж сейчас-то ты платишь меньше, чем когда-либо.
Кертис отложил свою красивую и чуждую суповую ложку. Он знал, что с тех пор, как все это началось, прошло уже много месяцев, и действительно, никто не потребовал с него денег.
– Кто же тогда платит? – спросил он.
– Я. А ты получаешь выгоду просто так.
– Не может быть. У тебя и денег-то нет! – Потребность покрыть поцелуями ее прелестные губы делала его глупцом. – Есть еще кто-то. Весь этот бал-маскарад ты разыгрываешь для кого-то другого!
Неста рассмеялась.
– Для другого мужчины, – произнес, стиснув кулаки, Кертис.
– Нет. Это все – для меня самой, – сказала она с интонацией, которую он не понял, так как был чересчур разгневан.
– Мне давно следовало прекратить это раз и навсегда…
– Каким образом?
– Посадить тебя под замок – если это необходимо! – В тот момент он готов был сделать и что-нибудь похуже.
– И зачем тебе сажать меня под замок? Ты ведь сам это начал.
Кертис изменился в лице при свете свечей. Он вспомнил старую житейскую мудрость: если что-то пугает тебя, значит это почти наверняка – правда.
– И это была даже не твоя прихоть. Ты и впрямь думал только обо мне.
– Неста! – воскликнул он. – Скажи мне, что с тобой происходит?
Не отвечая, она достала мелкое блестящее лезвие и стала подпиливать ногти. Всегда сопровождавшее это занятие отчуждение от внешнего мира защитной ширмой снизошло на нее. Чувствуя страх, стыд и жалость, Кертис подошел к ней. Он придвинул стул поближе и обнял свою жену за плечи.
– Неста, – сказал он. – Давай вернемся к тому, что было раньше.
Он попытался поцеловать ее. Прежде чем его губы коснулись ее губ, он почувствовал острую боль. Кертис поднес свободную руку к щеке – та была испачкана кровью.
– Назад! – взвизгнула Неста. – Не заляпай мне платье!
Теперь он обеими руками прижимал платок к щеке. Казалось, кровь хлещет ручьем – на Кертиса будто бы даже нахлынула мимолетная слабость. Неста поднялась и встала в угол комнаты, пристально глядя на него. Он видел, как блестят ее глаза сквозь белую шелковую вуаль.
Несмотря на боль от травмы и дискомфорт от вида крови, Кертис уловил кое-что еще. Он предположил, что Неста, хотя это казалось немыслимым, ударила его маленькой острой пилкой. Но когда она встала, свет упал на ее руки – и он увидел, что каждый из ее накрашенных ногтей был заточен до смертельной остроты.
– Так вот зачем маникюр… – пролепетал он.
– Спасибо, что хоть сейчас заметил, – откликнулась Неста негромко. Кертис уселся за дальний конец стола, положил на столешницу локти, поднес к лицу замаранный платок. – Да, они стали жутко быстро расти. Я все время пытаюсь их сточить.
Кертис взглянул на нее.
– Подпилить, чтобы они стали, как у всех. Такими, как ты хочешь.
– Это самое ужасное, что я когда-либо слышал.
Неста распалилась не на шутку.
– И с каждым разом все труднее и труднее – чем больше я их спиливаю, тем
Кертис пытался взять себя в руки.
– Послушай, дорогая, – сказал он ей через стол. – Тебе явно нездоровится. Дай мне всего минутку привести себя в порядок, и я пойду навещу Николсона. Уверен, он сможет тебе помочь. – Николсон был их семейным врачом.
– Если ты думаешь, что я умом тронулась – нет, все не так. – Эти слова она произнесла, и бровью не поведя, предельно спокойно – и Кертис, уже приподнявшийся, остановился и сел обратно. – Эта проблема исходит из тела, а не из души. Не думаю, что Николсон сможет, не преуспев с одним, излечить другое. – Неста положила руки на стол, сцепив пальцы. – Ну, у тебя есть еще какие-нибудь предположения касательно меня?