Темные проемы. Тайные дела

– Я люблю вас, Ариэль, – произнес он, – но я никогда не стану великим художником. – Он указал на плод своих никчемных художественных потуг.

Она кротко и воздушно поцеловала его и ответила:

– Весь секрет в том, чтобы поскорее закончить картину. Чем быстрее, тем лучше. Не раздумывать подолгу, не отвлекаться… не останавливаться, пока не подойдет время самого последнего штриха.

– Вы совершенно правы! – изумился Карфакс. – Буквально вчера…

– Вчера было вчера, – мягко заметила она. – Сегодня все по-другому. Смысл есть лишь в тех вещах, которые мы видим. И все мы – лишь суммы всех тех чувств, что пробуждают в нас увиденные вещи.

– Но ведь чувства тоже способны меняться?

– Конечно. Все время что-то меняется. Очень быстро, в мгновение ока. И я – говорю это с гордостью – не исключение. Лишь мертвые боятся перемен. А я пока живая, дорогой мой друг. Живая и довольно-таки теплая.

– И сколько времени пройдет, прежде чем твои чувства ко мне изменятся?

– Ах, – воскликнула она невпопад, с какой-то загадочной интонацией. – Как насчет хорошего ужина?

Он взял ее за руку, как и подобает мужчине в обществе симпатичной ему женщины, и галантно проводил во Флотский дом. В другой руке он нес картину – смазанное полотно дня, покоробившееся не то от утренней росы, не то от вечернего тумана.

Время от времени Карфакс выглядывал из окна своей спальни, и то и дело ему казалось, что появлялось новое маленькое здание вдалеке. В один тихий ночной час, без повода проснувшись и почувствовав под боком тепло Ариэль, он поймал себя на абсурдной мысли: «Я рад, что мне не пришлось спать в той комнате». Взгляд скользнул по стенам покоев Ариэль, по богато украшенным шкафам, полным ее одежды, по задрапированной шелком мебели. Все было приглушено тьмой, и лишь крапины звездного света перемигивались за большим открытым окном – но в этой темноте, с непостижимой женщиной рядом, подарившей ему свои любовь и тепло, Карфакс чувствовал себя предельно спокойно, легко и радостно. Днем – после того дня, когда он впервые увидел самый первый дом, рыбацкую лачугу, – его страхи иссушило солнце и развеял ласковый островной ветер. И, хотя Ариэль еще не раз возвращалась к теме перемен в их разговорах, Карфакс не рискнул еще раз задать те столь естественные вопросы, которые она с легкостью заставила показаться до ужаса нелепыми и ненужными.

Но однажды утром, когда Карфакс впервые за день взглянул на заоконный пейзаж, он заметил кое-что новое совсем близко к дому – гораздо ближе, чем разноцветная россыпь зданий на краю утеса. Сперва ему показалось, что примерно на полпути между морем и домом вырос большой мегалит, толстая приземистая колонна. Однако на второй взгляд то, что выглядело камнем или идолом из камня, почудилось Карфаксу недвижимым мужчиной-великаном – смотрящим перед собой так, будто он и впрямь был лишь камнем, истуканом. Более того, это был не просто мужчина, а именно тот загадочный дородный тип, которого Карфакс увидел в окне в первый день пребывания во Флотском доме, будучи с Ариэль в угловой гостиной. Карфаксу казалось, что эта огромная фигура – окаменелая, но живая, и безошибочно узнаваемая, хоть и слишком далекая, чтобы ясно различить, во что одет этот человек или какое выражение у него на лице, – вобрала в себя весь ужас этого мира. Снова по телу прошла дрожь – глубокая, достающая до самой души.

Однако механизм защиты в его сознании теперь работал куда лучше, чем в прошлый раз, и общение с Ариэль вновь отвлекло его. Оправившись от увиденного на диво быстро, он спустился к завтраку – который Ариэль, к его значительному неудовольствию, никогда не просила подать в постель, – без камня на душе. Но он не смог обойтись без вопроса.

– Ах, это! – Она совершенно не удивилась. – Это один из богов острова. Ну, так про него, по крайней мере, говорят.

– Ариэль! – настойчиво сказал он, чувствуя, как снова – всего на миг – его нервы дали слабину. – Прошу, скажи мне – что все это значит? Уж прости за такую откровенность, но я немного напуган. Что происходит? Почему вид из моего окна каждый день меняется?

– О, милый Карфакс. – Она поднялась и села рядом с ним, пододвигая стул. Ее руки обнимали его, вся ее натура излучала доброту. – Просто помни, что ты выздоравливаешь от тяжкого недуга. Зачем тебе все эти беспокойства? Что меняется – тому не прикажешь быть прежним. Бесполезно даже пытаться. Не растрачивай нервы попусту – помнишь же, каких волнений тебе стоила та неудавшаяся картина! – Почти материнский тон ее утешающего голоса заставлял его волнение казаться ребяческим и абсурдным, вздором инфантильного невротика.

– Мне кажется, только в стабильной… может, даже банальной обстановке можно по-настоящему не волноваться ни о чем, Ариэль.