Однако он не монстр, по крайней мере, таковым не выглядит. Он похож на обычного человека, примерно моего возраста, высокий и стройный. На нем потертые джинсы и старая зеленая футболка, обуви нет. Светлые волосы, сильно выгоревшие, скрывают лицо.
Я не знаю, кто это.
Пока он не поднимает подбородок и не откидывает волосы с глаз. Его глаза какие угодно, только не обычные. Они горят ярко-голубым светом, словно светящийся изнутри лед. Лед и огонь.
Étranger – чужак за моим окном.
И тогда он улыбается мне. Я должна попытаться бежать или позвать кого-то на помощь.
Но я этого не делаю. Не могу.
Я примерзла к месту, загипнотизированная этими глазами.
И улыбкой.
Он протягивает мне руку, но я не принимаю ее.
– Не хотел тебя напугать, Грей. – Его голос звучит как океан, и я чувствую, что расслабляюсь против своей воли. Стараюсь с этим бороться, потому что мне необходимо удрать, увеличить дистанцию между мной и этим незнакомцем.
Мне нужно… но я этого не делаю.
Влажный воздух потрескивает от электричества. Гудит, шкворчит и шипит.
– Откуда вы знаете мое имя?
Солнце опускается ниже, начинает темнеть.
– Мне сказала Элора.
Его взгляд не отрывается от моего лица.
– Элора.
Я не знаю, это я произнесла ее имя или он.
Я по-прежнему лежу на земле, он опять протягивает мне руку. Мои мысли словно окутал туман или моя голова набита ватой. Я не могу придумать нужные вопросы.
– Кто вы?
– Зейл, – отвечает он, но это имя мне ничего не говорит.
– Откуда вы знали Элору?
Печаль искажает его лицо, светлые глаза чуть темнеют.
– Она была моим другом.
Все кажется таким странным и запутанным.
– Я не причиню тебе зла, Грей. Клянусь. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Он делает ко мне шаг, и я поспешно пячусь, пока не прижимаюсь позвоночником к старой сушилке. Прикосновение металла к коже заставляет меня вздрогнуть, словно я получила резкий удар электричеством. Он меня пробуждает, и я словно прихожу в себя. Какими бы чарами незнакомец меня ни околдовал, мне это не нравится.
Я не доверяю ему.
– Мне надо идти, – говорю я и заставляю себя подняться.
И, конечно, здесь ему полагалось бы встать передо мной, загородить дорогу, обнажить зубы и сожрать меня живьем.
Только он этого не делает. Кивает и произносит:
– Рад, что наконец познакомился с тобой, Грей.
Я молчу, просто поворачиваюсь и направляюсь к дощатому настилу вдали. Я не должна бежать, все знают, что нельзя убегать от волка. Надо двигаться медленно и легко.
Поэтому я считаю шаги и продолжаю идти.
А когда я оглядываюсь через плечо, его уже нет.
Чем ближе я подхожу к настилу, тем труднее становится пробираться через жидкую грязь. Она засасывает и затягивает мои сапоги. Я едва не теряю один из них. Мне приходится остановиться и вступить в решительную схватку с болотистой почвой, но я побеждаю. Когда грязь меня отпускает, слышу противный чавкающий звук.
Я достигаю деревянных ступенек, с которых облезает белая краска, постепенно превращаясь в серую, а потом остается только по краям досок. Прежде я этого не замечала. Гниение и плесень проступают сквозь краску.
Я распахиваю заднюю дверь дома и скидываю свои перемазанные грязью сапоги. Лапочка отворачивается от плиты, где она трудится над обедом. Я рада увидеть светлую и чистую кухню, почувствовать прохладный воздух кондиционера и запах красной фасоли и риса.
Когда я подхожу к Лапочке, она обнимает меня, всю перепачканную, обеими руками. И не задает никаких вопросов. Я благодарна ей, потому что у меня нет догадок по поводу того, что произошло. Сахарок бредет ко мне, чтобы облизать лодыжки, и я не пытаюсь его отгонать. Стараюсь успокоить дыхание, рассматривая те фото в рамке на стене, где я в своем сарафане арбузного цвета, а моя мама с заколкой в форме колибри.
И с испуганными глазами. Теперь, когда я их рассмотрела, кроме них, я уже ничего не замечаю.
Позже, после ужина, я все еще чувствую себя странно, слегка рассеянной, будто страдающей от похмелья. И идея принять душ кажется заманчивой.
Я снимаю с себя майку на бретельках и выскальзываю из джинсов, бросив их на пол спальни со звоном. Коллекция Ринн. Я вынимаю из кармана маленькие блестящие предметы, чтобы выбросить их в мусор, но потом вспоминаю о Зейле. О его бездонных глазах. О том, как он смотрел на меня.
По телу пробегает озноб.
Колокольчики Евы из-за ночного бриза начинают трезвонить. Она мастерила все последние дни, теперь, наверное, их штук пятнадцать, пляшущих на ветру над ее окном. Их дребезжание буквально въедается мне в мозг, мне кажется, будто я слышу этот звон, даже когда на болоте нет ветерка. Это лишь эхо в моей голове, призрак мелодии.
У Элоры был талисман на удачу. Маленькая серебряная медаль с изображением святого Себастьяна. Ее в знак любви подарил Кейс, когда нам было двенадцать. Эту медаль купила ему мать, когда в шестом классе его взяли в бейсбольную команду кинтерской школы, ведь святой Себастьян – покровитель спортсменов, и я помню, как Элора прятала ее в карман. С тех пор она всегда носила медаль с собой, потому что считала, что медаль дает ей необходимую защиту.