Темные тайны

Мы же собирались сегодня утром ехать в Кинтер, Лапочка записалась к парикмахеру, а я совершенно потеряла счет времени. Сколько мы здесь пробыли?

– Мне нужно идти обратно, – произношу я. И Зейл кивает.

Не хочу, чтобы он отпускал мою руку, но он это делает.

– Может, я увижу тебя сегодня вечером? – В его голосе звучит надежда.

– Наверное. Я выйду вечером.

Удивительно, но я уже жду этого с нетерпением. Я ведь только недавно познакомилась с Зейлом, и он до сих пор кажется мне не совсем реальным. Однако меня интересует этот чужак, который любил мою родственную душу. Ее тайный друг, сидевший с Элорой в темноте, когда я не могла находиться рядом, чтобы спасти ее от себя самой.

Я быстро преодолеваю расстояние между протокой Лайл и дощатым настилом, надеясь, что мне не попадет от Лапочки. Когда я добираюсь до «Мистической Розы», бабушка уже на пристани готовит лодку, поэтому я спешу в дом, чтобы сменить грязные сапоги на резиновые шлепанцы и взять солнцезащитные очки.

Как и у большинства людей в Ла-Кашетте, у Лапочки есть маленькая лодка с подвесным мотором. Она использует ее, чтобы добраться до Кинтера и обратно. Впрочем, вы не можете просто так плыть на крошечной лодке по Миссисипи, она слишком могучая, слишком стремительная, слишком коварная. Река полна бревен и подводных камней, переполнена грузовыми судами и баржами. Поэтому приходится ехать окольным путем, вверх по байу.

Я размышляю о своих друзьях в Литл-Роке и их славных маленьких бабушках, хрупких и седовласых красавицах Юга с нитками жемчуга на шее и в свитерах пастельного цвета, похожих на пасхальные мятные конфетки. Держу пари, ни одна из них не смогла бы вести лодку по болоту. Но у Лапочки это отлично получается. Одна рука – на румпеле, а другая – на голове, чтобы удерживать от ветра ярко-голубой шарф.

Во время поездки в Кинтер Лапочка играет роль экскурсовода по дикой природе, обращая мое внимание на больших болотных кроликов, пасущихся на бермудской траве[21], и на розовых колпиц[22], кормящихся у кромки воды.

Впрочем, я ее толком не слушаю, моя голова наполнена мыслями об Элоре. О Харте. О Кейсе. О Зейле.

О том, что мне уже известно. И о том, чего пока я не знаю.

Я погружена в свои мысли и даже не замечаю, что мы уже приехали, пока не чувствую, что лодка ударяется о деревянные сваи.

Почти каждый в Ла-Кашетте платит несколько баксов в месяц, чтобы держать машину, припаркованную у причала в Кинтере, поэтому, как только Лапочка пришвартовала лодку, мы пересаживаемся в старый, помятый пикап марки «Тойота», с выцветшей красной краской и без кондиционера.

– Этот грузовичок я купила твоей маме, когда она поступила в колледж, – говорит Лапочка, как делает это всякий раз, и похлопывает по рулю. – Старая добрая машинка. Твоя мама ездила на ней в Государственный университет Луизианы в Батон-Руже, ей было всего восемнадцать лет.

И двадцать, когда она забеременела и бросила учебу, чтобы вернуться домой, ведь Лапочка могла помочь ей вырастить меня. До смерти моей матери я видела своего отца несколько раз. Впрочем, я не жалуюсь на него, мы разговаривали вчера, в день моего рождения, и я сказала ему, что все прекрасно.

Папа делает для меня все, но Литл-Рок – всего лишь Литл-Рок, пусть даже я и стала проводить там бо́льшую часть жизни. Моим домом по-прежнему является Ла-Кашетт.

Лапочка паркует машину у парикмахерской, и я бреду через улицу в крошечную библиотеку, чтобы скоротать время. Миновала пара недель, а кажется, будто целая вечность прошла с тех пор, как я видела цивилизацию. Не то чтобы Кинтер, с его двумя светофорами, такое уж цивилизованное место, но тем не менее в библиотеке я чувствую себя как-то странно. Освещение слишком яркое, и воздух из кондиционера чересчур холодный.

Я брожу по секции художественной литературы, мне так много задали прочесть за лето, нужно осилить шекспировскую «Бурю», а я даже не приступала. Я прохожу в секцию периодики, просто чтобы посмотреть, нет ли чего интересного полистать, хотя меня не очень-то интересуют журналы «Охота и рыбалка» или «Жизнь Юга».

Вскоре я замечаю заткнутую между двумя журналами нью-орлеанскую газету «Таймс-Пикаюн». Я решаю, что это лучше, чем ничего, пусть даже этот экземпляр месячной давности, поэтому я достаю ее. И там, на самом верху страницы я вижу это:

«ПРИБЛИЖАЕТСЯ ТРИНАДЦАТАЯ ГОДОВЩИНА, ОДНАКО ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ СВЕРШИЛОСЬ ПРАВОСУДИЕ В ОТНОШЕНИИ УБИЙСТВА ДВОИХ ДЕТЕЙ В ГОРОДЕ ЭКСТРАСЕНСОВ».

Я вскрикиваю, и какая-то пожилая дама по другую сторону прохода на меня шикает. Мои ноги дрожат, поэтому я опускаюсь на старый оранжевый стул и смотрю на цветную фотографию под заголовком.

Мне было четыре года, когда Демпси Фонтено сделал это с Эмбер и Орли. Я совершенно не помню, как он выглядел. Я не видела его в реальной жизни и не помню его фотографий. В моем воображении он всегда выглядел как чудовище.