– Я? Не-е, – качает головой тот. – Между мной и Элорой никогда ничего такого не было.
– Тогда кто? – Я поворачиваюсь к Сандру. – Ты?
Сандр смотрит на меня удивленно, тоже отрицательно качает головой, затем откидывает с лица волосы песочного цвета, так что я могу видеть его взгляд, направленный на Серу.
– Сандру нравятся парни, – произносит она, словно сообщая мне, что небо голубое. И ясно, что я – единственная, кто был не в курсе этого.
Почему я так много не знаю о людях, с которыми прожила большую часть жизни? Почему я не обращала на многое внимания?
Внезапно я задаюсь вопросом, сказал ли мне Зейл правду сегодня утром. Когда говорил, что они с Элорой не были влюблены друг в друга. От этой мысли мне становится плохо, ведь я так легко ему поверила.
А если это Зейл?
– Если Элора состояла с кем-то в романтических отношениях, – говорит Сера, – то это, скорее всего, был парень с верхнего течения реки. Один из кинтеровских ребят, с которыми она общалась.
Классно. Это может быть любой парень. Я перевожу взгляд на Еву, зарывшуюся лицом в грудь Сандра, и слышу ее тихие всхлипы.
– Ева, если ты что-нибудь знаешь или слышишь. Голоса или…
– Я не знаю, – бормочет она. – И не слышу.
– Если ты слышишь Элору…
– Прекрати! – кричит она, и Сера сердито смотрит на меня. – Я не слышу!
– Пожалуйста, – прошу я. Ева выглядит как перепуганный и потерянный ребенок, от этого я чувствую себя ужасно, поэтому стараюсь говорить как можно мягче. – Мне нужно, чтобы ты сказала мне правду.
Ева отстраняется от Сандра и заявляет:
– Оставь меня в покое, Грей, я ничего не знаю. – Она крепко обнимает себя. – Почему все не могут просто оставить меня в покое?
Неожиданно раздается пьяный голос Виктора, зовущий с их крыльца.
– Евангелина! Где ты там? Тащи домой свою задницу, девчонка!
Я вижу, как Ева вздрагивает от слов дяди.
– Все в порядке, Ева, – успокаивает Сера. – Все будет хорошо. – Она обнимает вздрагивающие плечи Евы. – Давай мы отведем тебя домой.
Сера и Сандр практически тащат всхлипывающую Еву обратно, к дощатому настилу, а Мэки плетется за ними. Он оглядывается через плечо и грустно улыбается мне.
– Иди спать, Грей. – Голос у Мэки спокойный, но в глазах мелькает тревога. – Здесь небезопасно в такое время.
Вскоре темнота поглощает их. И я остаюсь совсем одна.
Я направляюсь обратно, через дощатый настил, к свету на парадном крыльце Лапочки, сжимая в руке талисман Элоры – медаль Кейса со святым Себастьяном. Сажусь на скользкие от влаги ступеньки и внимательно смотрю на ржавое пятно на ее обратной стороне, на кровь моей лучшей подруги.
Колокольчики Евы опять начинают петь, на сей раз тихо. И мне кажется, будто я слышу, как они в тумане нашептывают мое имя.
– Грей!
Мне надо войти в дом. Шепот раздается снова, сквозь звяканье железок.
– Грей!
– Элора?
Но из тени появляется Ринн. Она подходит и садится рядом со мной на ступеньку. Ее тощие ноги искусаны комарами, словно у нее тяжелая форма кори, а длинные рыжие волосы промокли. На шее болтается тот же десятицентовик на запачканном сырными чипсами шнурке.
При виде медали в моей руке лицо Ринн озаряется.
– Ты нашла ее! – взвизгивает она. – Я так хотела ее вернуть, но Кейс не смог ее найти, а ты отыскала. – Я позволяю ей забрать у меня маленький серебряный талисман. Если Кейс не убивал Элору, тогда, наверное, медаль ничего не означает. Кроме того, я уверена, Элора хотела бы, чтобы Ринн забрала ее медаль.
Ринн замечает занозу в моей ладони. Ладонь уже начала распухать, Ринн проводит по ней пальцем, и я с шумом втягиваю воздух сквозь зубы.
– Болит? – спрашивает она, и я киваю. Слезы выступают на моих глазах, но я пытаюсь сдержать их.
Все болит в это лето. Ринн кладет руку на мою ладонь, у нее мягкое и прохладное прикосновение, когда она ее убирает, то заноза исчезает. Я провожу пальцем по месту, где она должна быть, и кожа там идеально гладкая. Я припоминаю, как Лапочка рассказала мне, что раньше люди приходили к бабушке Ринн, матери Офелии, когда у них что-то болело. Потому что у нее был дар снимать жар и сращивать сломанные кости, просто прикоснувшись к ним.
Я в изумлении смотрю на свою руку.
– Я пыталась так сделать с Элорой, – шепчет Ринн. – Но она уже ушла, а я не умею лечить ушедших.
– Она уже была мертва, – произношу я, и Ринн кивает. Ее глаза серьезны. Она гладит маленькую медаль, талисман Элоры.
– Да, когда я вернулась.
– Что ты имеешь в виду, говоря, когда ты вернулась?
– Я видела, как тот ругару схватил Элору за руку и широко разинул пасть, будто собирался сожрать. У него было полно острых зубов. – Она вздрагивает. Придвигается ближе ко мне. – Поэтому я испугалась и убежала домой. Мне совсем не хотелось это видеть, я оставила с ним Элору совсем одну. – Ринн шмыгает носом. – И я ужасно сожалею, что так поступила, но потом подумала, что, может, сумею ей помочь, поэтому вернулась.
– Но Элора была уже мертва.
– Я опоздала, Грей. – Она указывает тоненьким пальцем в сторону пристани. – Элора лежала прямо там, вся в крови. И сердце в груди не билось, никаких признаков жизни.
Я закрываю глаза, стараясь отогнать этот образ, а Ринн добавляет: