– Проклятие. Мы больше не говорим правду друг другу. – Харт поворачивается и шагает туда, где заканчивается дощатый настил. И я следую за ним. Как всегда.
В другой руке он держит большие кусачки. Харт передает их мне, потом, с сигаретой в зубах, спрыгивает в понтонную лодку. Водный гиацинт сильно разросся и грозит заполонить собой все вокруг. Его фиолетовые цветы красивы, но он агрессивно вступает во владение прудом, блокирует свет и поглощает весь кислород.
Я сажусь на край дощатого настила, и Харт протягивает ко мне руку, прося отдать ему кусачки, что я и делаю. Он перекусывает цепь на лодке, взбирается обратно по лестнице и садится рядом со мной.
– Я не хочу, чтобы лодка билась о настил, она может вышибить сваи.
Харт докуривает и бросает окурок на нос лодки. Я несколько секунд пристально смотрю на горящий окурок, вдруг я смогу взглядом разжечь кипарисовые иглы. Я хочу проверить, есть ли во мне что-то от матери.
Однако ничего такого не происходит.
– Ты завтра уезжаешь? – спрашивает он, и я киваю.
Мы слушаем музыку ночи. Даже кваканье лягушек звучит тревожно, словно они знают, что надвигается.
– Я не эвакуируюсь, – наконец произносит Харт. – Решил, что должен остаться и выдержать шторм.
Значит, таков его план. Убить себя с помощью урагана.
– Бекки не позволит тебе это сделать, – замечаю я. – Это глупо. Она заставит Лео затащить тебя в лодку.
Он смеется:
– Хотел бы я посмотреть, как Лео попытается это сделать.
– Харт…
– Я не могу оставить ее здесь. – Голос его так искажен от боли, что почти неузнаваем. – Я должен был присматривать за ней, не могу оставить ее тут совсем одну.
Наверное, Элоре повезло, она исчезла сразу, а Харт исчезает постепенно. Всякий раз, как я его вижу, не хватает какого-то фрагмента. Я протягиваю к нему руку, и он позволяет моим пальцам обхватить его. Несколько секунд Харт молчит, а потом я понимаю, что он смотрит на мой палец. На маленькую голубую жемчужину.
Я пытаюсь отдернуть руку, но поздно. Харт вцепился в меня мертвой хваткой. Рот Харта открыт, а глаза темные. Он не отрывает взгляда от кольца.
– Где, черт возьми, ты это взяла?
– Нашла. Только что. В ее комнате. – Я ненавижу себя за эту ложь, но не могу придумать, что еще сказать.
– Нет, – возражает Харт. – Ты лжешь. – Он смотрит мне в лицо. И я вижу, как мой страх отражается в его ореховых глазах. – Ты боишься, – выдыхает он. А моя грудь вздымается и опадает. – Я это чувствую. – Мы оба дрожим, словно зеркальные отражения друг друга. Но я не могу заставить себя что-то произнести. Харт сильнее сжимает мою руку, и я вздрагиваю от боли.
– Кое-кто дал его мне, – признаюсь я.
– Кто? – Харт сжимает мою руку. Я взвизгиваю и опять стараюсь вырваться. Бесполезно. Он гораздо сильнее. – Кто тебе его дал?
– Ты делаешь мне больно, – скулю я. Но ему, похоже, безразлично.
– Элора очень любила это кольцо. Она никогда не снимала его со своего пальца. Если оно оказалось у кого-либо еще, значит, он украл его после того, как убил ее.
– Нет. Все не так.
– Грейси! Перестань лгать и скажи мне правду! Где ты его взяла? – Глаза у него безумные. – Объясни!
– Его дал мне Зейл, – отвечаю я.
Харт взирает на меня в замешательстве:
– Кто такой Зейл, черт побери?
– Он сын Демпси Фонтено.
Реакция Харта мгновенна. Он отпускает мою руку и отшатывается, словно я нанесла ему удар исподтишка.
– Это невозможно, – произносит он, запинаясь. Но я говорю ему, что он ошибается, и его лицо в лунном свете становится пепельным. – Ты должна рассказать мне все остальное, Грейси. Прямо сейчас. Больше никаких секретов.
– Ладно, – соглашаюсь я и потираю ноющие пальцы. – Больше никаких секретов.
Я рассказываю Харту о Зейле, начиная с того, как увидела его за своим окном, в ту первую ночь. И дальше все выкладываю как на духу, тараторю, не переводя дыхания. Я сообщаю ему все, что поведал мне Зейл. О том, как он познакомился с Элорой. Как они спасали друг друга. Как она той ночью на пристани отдала ему свое кольцо в знак дружбы. Прямо перед тем, как пропала.
В ту ночь, когда Элора улизнула во время игры в салки, чтобы встретиться со своей тайной любовью.
Харт выглядит так, словно его сейчас стошнит, но не прерывает меня.
Я рассказываю ему также о том, что помнит Зейл о той ночи, когда тринадцать лет назад сгорела их хижина, как они бежали вместе с матерью. И о том, что это моя мать вызвала пожар. Я заканчиваю тем, что Зейл вернулся, чтобы найти Аарона, своего брата-близнеца, и предать его земле. И выяснить, что случилось с его отцом.
– Ничего себе! – Харт пытается прикурить новую сигарету, но неуклюже возится с ней и роняет зажигалку в грязь.
Я объясняю, что Зейл был ребенком бури. Мальчик, рожденный управлять мощью моря и неба. Точь-в-точь, как Демпси Фонтено.
Харт усмехается.
– Яблочко от яблони недалеко падает, – бормочет он. – Разве не так говорится?
Я рассказываю практически всю историю, вплоть до нынешнего четверга.
Но не упоминаю, что прикосновение Зейла вызывает во мне дрожь и покалывание, или о своем желании узнать, каково было бы с ним поцеловаться.