Темные воды Тибра

В реальности же события развивались следующим образом. Марию удалось купить корабль и отплыть из Остии. Если бы он знал, сколько глаз заинтересованно и насмешливо наблюдали за этим отплытием!

Но плавание оказалось неудачным. Корабль был дрянным, полупрохудившимся корытом, матросы – пьяницами, в довершение всего выяснилось, что на нем нет никаких припасов. Люди Суллы позаботились, чтобы великий сын отечества слишком далеко от отечества не удалился. Марий, как зверь, носился по палубе, чуть было не зарубил подставного корабела, но тот, талантливо изобразив слабоумие, гибели избежал.

Итак, всей Италии было известно, что Сулла позволил победителю при Верцеллах и Аквах Секстиевых бежать, а бежать, как оказалось, не было никакой возможности. Сулла мог зарезать Мария, как ничтожного Сульпиция, но он его простил. Однако Марий был так плох, что оказался не в силах воспользоваться прощением.

Именно так виделась Марию картина со стороны, он не мог не понимать, что Сулла побеждает его, разносит в пух и прах еще страшнее, чем это было на Эсквилинском холме.

Нет, он побеждает не человека по имени Гай Марий. Он побеждает то, что, казалось, победить нельзя – славу. Он топчет ее ногами.

От ярости Марий подпрыгнул на месте и действительно провалился сквозь гнилой пол.

А тут еще задули, как будто по сговору с Суллой (а может быть, он и правда сумел договориться с кем-то из мелких морских божков), сильные западные ветры.

Путешествовать дальше было невозможно, требовалось возвращаться в Италию.

Во время спектакля действие ветра изображалось при помощи огромных кузнечных мехов, доставленных из кузницы ближайших кавалерийских казарм. Корабел, вывалянный в пуху Публий Вариний, Марсий – Тигеллин и матрона – Марий мужественно боролись с волнами, распевая крайне героические и одновременно идиотские куплеты.

У Мария все время задирало ветром полу одежды, и миру являлся весь набор остро неженских прелестей.

Корабел
О, был бы с нами Марий, Нептуна слыл любимцем он. Он ветры эти отпугнул бы, свои бы собственные выпустил навстречу.
Марий – Росций
Ему попробую я подражать, когда-то этому
искусству я училась.
Корабел
О нет, с фигурой вашей это невозможно.
Вы, как лоза, гибки, тонки вы, как тростинка,
а ветра много нужно, ох как много!

Посудину неудачливого беглеца прибило к берегу в окрестностях римской колонии Минтурны, неподалеку от устья речки Гарильяно. Решив добраться до какого-нибудь города, где можно было снова попытаться нанять судно, Марий пешком, привычным легионерским шагом направился на юг.

Марсий и Публий Вариний молча следовали за ним. Размышления им сопутствовали нерадостные. В котомках остался лишь кусок вяленой конины, несколько пресных лепешек и глиняная бутылка вина, уже разведенного водой.

Но тут на горизонте показываются какие-то незнакомые всадники.

Это разъезд, решает Марий, и пускается в бегство, рассчитывая спастись в ближайших зарослях. Но, к сожалению, прибрежные заросли часто граничат с прибрежными болотами. Как взбесившийся бегемот, сражался Марий с тинистой трясиной, он ревел и ругался, пытаясь добраться до противоположного края топи. Потом он попытался затаиться и спрятаться с головой в густом тростнике, но все эти уловки результата не принесли. Погнавшиеся за ним всадники вытащили из болота уже почти мифологическое существо, отправили его в Минтурны и передали городским властям.

Те, по всей видимости, не были предупреждены Фронтоном и повели себя так же, как повели бы всякие другие верноподданнически настроенные чиновники. Они быстренько постановили Гая Мария казнить.

И вот он стоит, связанный по рукам и ногам, и к нему приближается гигант, городской палач, происхождением кимвр, один из тех, кого своим военным гением полководец Марий обратил в прах.

– Где они отыскали такое страшилище? – спросил Квинт Помпей Руф, наклоняясь к уху Суллы.

Тот только пожал плечами.

А между тем уродливый, слегка горбатый гигант с отведенной в сторону секирой медленно подкрадывался к привязанному к позорному столбу Квинту Росцию, явно примериваясь своим единственным глазом, намереваясь как бы одним ударом отсечь измазанную грязью, сажей и вонючим жиром голову великого актера.

– Это не актер, – прошептал Фронтон, – его нашли в мясницкой лавке в районе Яникула. Правда, красавец?

– Он очень натурально играет, – усмехнулся консул, – клянусь Юпитером, а им я стараюсь по пустякам не клясться, жизнь Росция в опасности.

Актер, видимо, почувствовав это, заерзал спиной по столбу, стараясь освободиться. Ни вид партнера, ни вид секиры не внушал ему охоты продолжать игру.