Или здесь может быть замешано что-то более зловещее? Что-то, что могло навести полицию на мысль об убийстве? Детективы Рикардо и Фрэнкс украдкой переглядывались, словно изначально подозревали нечто большее, чем простой акт самоуничтожения, и просто искали подтверждения своим подозрениям. Конечно, они всё это видели, и что-то во всем этом явно не устраивало ни одного из них. Или это Кэтрин просто тыкалась в темноте?
Выйдя из «Мерседеса», она уже поднималась на крыльцо своего таунхауса, когда вдруг увидела на тротуаре мисс Дюпре и Мэгги, наблюдавших за ней.
– Гляжу, вы постриглись! – окликнула ее Мэгги.
– Ну да. Захотелось сменить имидж, – сказала Кэтрин, когда женщины подошли ближе, сосредоточенно прищурив глаза и переводя взгляды с Кэтрин на «Мерседес» и обратно – явно устанавливая связь с прошлым и его ужасами.
– Да, это ее машина, – наконец произнесла Кэтрин, подтверждая то, о чем, как она знала, думала мисс Дюпре. – Это подарок. От ее сына. Он больше не хотел его хранить.
Мисс Дюпре подняла на нее укоризненный взгляд.
– Опасно подражать мертвым, – тихо сказала она, а затем взяла Мэгги под руку, оставив Кэтрин в одиночестве стоять на крыльце.
Знакомое пощелкивание –
Выйдя из кухни, она направилась в фойе, ожидая опять застать в своем доме Уоррена Райта. Но там никого не оказалось.
В доме было тихо. Она еще выждала. И по-прежнему ничего не происходило.
Пока вдруг не отслоились обои.
Кэтрин услышала это прежде, чем увидела. Треск и хруст разрываемой жесткой бумаги. Там, где стена переходила в потолок. Она велела Расселу попросту закрасить обои, потому что отпаривание заняло бы слишком много времени, не говоря уже о том, что это было бы грязно и дорого. Кроме того, по его словам, бумага была настолько старой, что буквально вросла в штукатурку, слившись с ней так, что стала неотделимой. Но только не сейчас. Большой клинообразный лоскут ее, закручиваясь, отходил от стены, словно его тянула какая-то невидимая рука. За ним Кэтрин углядела вздувшуюся пузырями штукатурку, которая напомнила ей кадр целлулоидной кинопленки, застрявший перед жарким лучом проектора. Затем отслаивание прекратилось, и пузыри пошипели еще мгновение, прежде чем тоже сдуться. Она ошарашенно стояла, пытаясь решить, что это такое – химическая реакция на краску Рассела или что-то более преднамеренное, более злонамеренное. Дом содрогнулся, и что-то упало ей на голову. Кэтрин отряхнула волосы и поняла, что это хлопья краски. Подняла взгляд и увидела волосяную трещину, быстро взрезающую потолок. Та словно следовала какому-то выбранному пути, зигзагообразно змеясь по штукатурке, пока не достигла стены и не начала ползти вниз. Что-то внутри стены или за штукатуркой пыталось вырваться наружу – что-то запертое под многолетними слоями краски и обоев хотело просочиться в настоящее и стать реальным. Кэтрин подумала, не выбежать ли из дома, но куда бы она пошла? Кроме того, это же ее дом, черт возьми! Не хватало еще, чтобы ее выгоняли из собственного дома! Кэтрин прикинула, успеет ли добраться до туалетного столика и пистолета Ребеки до того, как это неведомое «нечто» вырвется на свободу. Осторожно, шажок за шажком, она стала подниматься по лестнице, а дом все продолжал содрогаться. Трещина вроде как продвигалась вслед за ней вверх по лестнице. Кэтрин испугалась, что дом разваливается на части. На верхней ступеньке она споткнулась, но удержала равновесие и наконец добралась до спальни. Подбежав к туалетному столику, вытащила «Вальтер» Ребеки.
Треск прекратился.
Кэтрин сидела и ждала, не зная, что делать дальше. Атмосфера внезапно стала густой и липкой, и перед лицом у нее вдруг проплыл запах духов. «Шанель номер пять». Духи Ребеки. Запах испугал ее и заставил посмотреться в зеркало. Оттуда на нее смотрело ее собственное лицо, разбитое на осколки предыдущими трещинами. Из-за этого создавалось впечатление, будто на ней какая-то отвратительная маска.