Темные завесы

Кэтрин медленно спустилась по лестнице, держа в руке пистолет Ребеки. Кроме музыки, в доме не было слышно никаких других звуков: ни шума вечеринки, ни шуршания маскарадных костюмов, ни звона льда в напитках, ни смеха. Она подошла к входной двери, чтобы убедиться, что та заперта. Удовлетворенная тем, что ее мать, или Джек, или, боже упаси, Уоррен Райт не нанесли ей импульсивный непрошеный визит, перешла в гостиную и обнаружила пластинку, крутящуюся на проигрывателе, игла которого постоянно прерывала одинокую печаль Пиаф.

Что бы сказал Джек, если б сейчас оказался здесь и стал свидетелем этого? Как бы он это объяснил? Она уже едва не злорадствовала. Это была не просто какая-то гипногогическая фантазия, не какой-то диссоциативный эпизод, вызванный ее душевной хрупкостью. Эта пластинка была из настоящего винила. И действительно проигрывалась. И заедала. Кто-то ее поставил. И это была не она.

Тот, кто это сделал, небрежно бросил конверт от альбома на пол перед стереосистемой. Отложив пистолет, Кэтрин сняла иглу с пластинки. Последовавшая за этим тишина показалась оглушительной. Казалось, что дом затаил дыхание. У нее возникло искушение вновь включить музыку, просто чтобы создать какую-нибудь отвлекающую атмосферу. Вместо этого Кэтрин просто стояла там, оглядывая комнату и ожидая следующего призрачного инцидента. Когда ничего не произошло, она сняла пластинку с проигрывателя и потянулась за конвертом. И тут заметила, что верхний уголок обложки едва заметно отошел от основы. Как и обои в фойе несколько ночей назад, он сам собой скручивался от края треугольным язычком, как будто его отдирала какая-то невидимая рука, словно рецептурную этикетку с пустого пузырька из-под таблеток или листок с адресом с посылки от «Амазона». Или как в случае с той печально известной «мясницкой» обложкой альбома «Вчера и сегодня» группы «Битлз» – на которой представители Ливерпульской четверки, наряженные в белые лабораторные халаты, сидят среди кусков сырого мяса и раздерганных на части кукол со следами от потушенных сигарет, ухмыляясь, словно нашкодившие школьники. После протестов потрясенных поклонников и брезгливых дистрибьюторов эту обложку пришлось быстро отозвать, хотя на части тиража ее просто заклеили более благопристойной, и особо упертые фанаты порой отдирали ее, надеясь обнаружить скандальный оригинал. Может, и с этим альбомом Пиаф произошла подобная история?

То, что обнаружила Кэтрин, осторожно отделив обложку от вкладыша, ужаснуло ее почище любых сюрреалистических образов. Там было спрятано написанное от руки письмо, которое упало на пол. Кэтрин взяла его в руки и сразу узнала тонкий изящный почерк, который мог принадлежать только женщине.

Уоррен, это должно прекратиться! Я уже больше не в силах отбиваться от твоих посягательств. Ты должен наконец смириться с тем, что я никогда не соглашусь и дальше унижать себя и поступаться своим достоинством.

То, что произошло между нами на той вечеринке, было непростительно. Я была пьяна. Ты не был самим собой. Но это не оправдание. Возможно, где-то глубоко в моем затуманенном алкоголем сознании я поняла, что это был ты, и имела некоторое представление о том, что я делаю. Тем не менее это было глубоко неправильно, и мы оба должны сильно сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Я люблю своего мужа. Я никогда не полюблю тебя. И Джек никогда не будет твоим сыном! Лучше уж я умру.

Ты не любишь меня, Уоррен. На самом деле. Пожалуйста, признай это и веди себя достойно. Не разбивай сердце своему брату. И позволь мне прожить свою жизнь без страха.

Очень тебя прошу.

Р.

Руки у Кэтрин задрожали еще до того, как она добралась до подписи внизу страницы. «Р». Ребека. Выводы из того, что та написала, были ошеломляющими. И все же это было написано собственной рукой Ребеки. Мотив ее убийства. Причина, по которой она пыталась достучаться до Кэтрин.