Темный бог вечности

Генрик вернулся обратно в коридор. Побродить. Подумать. Тут почему-то очень хорошо думалось.

Каково же, все-таки, было назначение этого коридора? Что это не есть канал для, так сказать, "аварийного" бегства, он доказал себе неопровержимо. Генрик решил пройти коридор до конца, интересно все-таки, куда он ведет? А алиби для себя он подготовил железобетонное – официально Генрик сейчас заперся с объектом номер два и ведет с ним работу, в суть которой никому постороннему соваться не рекомендуется. Все связи его коммуникатора отключены, а единственному человеку, который мог бы позволить себе нарушить тет-а-тет Генрика с подопечной – Его Темной Светлости, сэру Советнику – и в голову не придет переться в лабораторные румы, на предмет лицезрения отключившего связь яйцеголового. Он нахала вызовет к себе на ковер, и все дела! Нет-нет, Генрик находился в совершенной безопасности и мог себе позволить, не то, чтобы отдохнуть, но хотя бы перевести дух. И подумать. Крепко подумать.

Все время, прошедшее с момента памятного совещания у Координатора, он жил в совершенно сумасшедшем лихорадочном темпе. Сон урывками, еда на бегу, Задачи, которые возникали перед ним – причем, вдруг, разом, одновременно – были запредельной сложности, требовали сиюминутного решения и непременно с запредельным же напряжением сил. Между тем, все, что он услышал на этом совещании, все, чему стал свидетелем и с чем столкнулся уже в роли шефлаба, было жизненно важно и нуждалось в самом тщательном обдумывании, в немедленных решительных выводах. И вот сейчас, когда Генрику, наконец-то, удалось выкроить свободную минутку "для передохнуть", он шагал по пыльному коридору и спрашивал себя: та ли это жизнь, к которой он всею душой рвался в студиозные годы?

"Что имеем, не храним, потеряем – плачем…" В отношении него эта бородатая варварская мудрость была верна на все сто… что там сто, на всю тысячу процентов. Чем дальше, тем больше мучила его… да, именно что ностальгия. Тоска по той жизни, прежней, полуголодной, но такой веселой и беззаботной. Счастливой, как он теперь понимал. По жизни, в которой была надежда.

Он был умен, талантлив, удачлив, и еще в ранней юности дал себе слово, что судьба отца – наемного кнехта при провинциальном пакаторе – никогда не будет его судьбой. Тогда он еще и не подозревал, что судьба "слуги прогресса и достижений" – вот проклятый рекламный слоган, прилепился – не отодрать… да, эта судьба многим ли лучше? Во всяком случае, он и не представлял себе, какой ценой приходится расплачиваться за эту самую пресловутую "лучшую" жизнь. Роскошная жизнь верхов была ему по-прежнему недоступна… если по большому счету. Ему оставалось только работа. В том числе, и пресловутая "работа над собой".

Генрик еще с самого нежного возраста научился владеть оружием не хуже профессионального наемника-кнехта, что и доказал на деле, попав в столицу в качестве наперсника пакаторского сына. Сынок, "убояшеся мнозия премудрости", вскоре сбежал обратно под крылышко сердобольного папаши. А вот Генрик вдруг неожиданно для самого себя учебою увлекся и демонстрировал при этом такие способности, что обратил на себя внимание профессуры и даже самого декана естественного факультета. Декан, заламывая руки, закатывая глаза и обмирая от собственной смелости, удостоил его собеседования у некоей обаятельной личности средних лет с умными глазами и странным именем Грот. В конце собеседования – убиться веником! – из окружающего пространства вдруг материализовалась некая сверхважная, если судить по поведению, и сверхгневливая лысая особь в защитных очках, прикрывающих маленькие злющие глазки, речь которой состояла преимущественно из выражения "Черт побери", тиражированного бесчисленное множество раз. И тут же вся дальнейшая жизнь Генрика сорвалась с места и помчалась вскачь будто закусивший удила гипп.

На операцию вживления контакторов Генрик пошел без малейших колебаний, и окончилась она для него вполне благополучно. Работа, которую он имел, была предельно интересна и увлекательна, жизнь, которую он вел, была… тюремная это, в сущности, была жизнь. В гонке за успехом он опередил всех своих однокашников и коллег, забрался по иерархической лестнице так высоко, как это только было возможно для высоколобого из простолюдинов. Выше были уже только небожители. И что?..

Итак, пресловутая миллионы раз осмеянная "работа над собой"… да, над собой, да, работа! Рефлексия? А это какой смысл в слово вкладывать. Все, что открылось с высоты его нового положения, заслуживало самого серьезного и тщательного осмысления. И пусть счастливчик, которому не доводилось ни разу в жизни копаться в собственной душе и проводить ревизию шкалы своих ценностей, меняя плюсы на минусы и наоборот, позволит себе над ним, Генриком, хихикать и ржать… если рожи своей ему не жалко, конечно.