Она чувствовала, что тело недовольно ею, тело аристократки входило в конфликт с сознанием плебейки. Все, чем она привыкла ублажать то, старое, этому телу было противно. Когда она совала в рот жвачку, оно корчилось от омерзения. От ракии начинала болеть голова. От тушеных слопсов и пива начинало пучить живот… В том теле живот тоже пучило, признаться, но у того шумное испускание газов вызывало, разве что, веселую ухмылку, а не превращало лицо в перезрелый помидор. Это тело не желало ложиться в постель, не приняв предварительно душ… И вообще, откуда оно знало, как надо обращаться со всеми теми причиндалами, что за долгие тысячелетия придумали люди для осложнения процесса принятия пищи? Это-то уж никак не могло быть заложено в генетическую память. Или могло? Нет, насколько, все-таки проще работать в обычном фантоме с псевдотелом из жидкокристаллического олигомера, но… такое тело – это же мечта, страстная мечта любой портовой девчонки… которой она и продолжала оставаться, несмотря на контакторы и все те знания, что они привнесли в ее жизнь. Приходилось признать, что проклятый Рекс был тысячу раз прав, когда сказал ей при той памятной их встрече… о которой сам-то уж и позабыл, небось, давным-давно, а ведь она предлагала ему себя, откровенно – да!.. бесстыдно – да!.. даже нагло… но ведь и с отчаянной надеждой, а он, сволочь, даже не соизволил этого увидеть… так вот, он тогда сказал, что знания – это одно, а образование и уж, тем более, воспитание – это совсем другое, это через контакторы в голову в готовом виде не вложишь, тут работать надо. Самой и над собой. Она для себя поняла это так: знания и деньги – прежде всего деньги! – сделают из тебя "гламур", но не "комильфо" – тут надобно воспитание… или самовоспитание, потому что комильфо это утонченный и рафинированный шик как образ жизни, а гламур это выставленная напоказ попсовая пошлость, почему-то вообразившая себя солью земли, пусть и богатая, но безвкусная и тупая.
Тело было нежным, мягким, и его очень хотелось любить. Теперь она понимала Рекса. Но ненависть к Счастливчику от этого не становилась меньше. Наоборот. Потому что это тело не было ее телом. И никогда не будет. Оно дано ей взаймы. На короткое время. Только для того, чтобы подманить к себе того же Рекса, потому что это тело он любит, такое тело любить легко, приятно и просто… а оно в тебя ядовитые когти, ты, высокомерная, самонадеянная, вежливая сволочь!
Приближалось время обхода, и сейчас он должен был к ней заявиться, тутошний актуализатор, хренов недоделанный супермен. "Зови меня просто Генрик, тигра, но помни, что я и есть твой укротитель…" – а сам такая же жертва системы, и полный ее, Аны, аналог в мире мужчин: безродный, оконтакторенный и изо всех сил карабкающийся наверх. В мужском понимании этого самого верха, естественно.
Она ненавидела его чуть ли не так же сильно, как Рекса. Еще бы, это был первый мужик, которому удалось одержать над нею верх и даже обломать… еще тогда, в коридорах подземки, он укротил ее мгновенно, причем используя именно то свойство, которое она ненавидела в мужиках более всего – мачизм. Грубая физическая сила – наглый символ мужского неоспоримого превосходства, профессиональные знания, плюс капелька интовской сообразительности … мачо хренов. Конечно, всегда есть альтернатива, свободный выбор между подчинением и смертью. Но отказаться от этого тела она была просто не в силах, пусть оно и дано ей именно что взаймы и, в сущности, на единый миг. А этот сукин сын – да что там говорить – абсолютно он ее затрахал, и в прямом, и в переносном смысле слова. Он насиловал ее чуть ли не каждый день, а то и по нескольку раз на дню, и как-то даже оттрахал в присутствии чуть ли не всего подотдела клонбоди в качестве назидания и примера того, что "разумный(!) человек(!)" спокойно может делать что угодно, не боясь воздаяния. Правда, назидания сотрудники отдела все равно не восприняли и сводили контакты с нею до самого необходимого минимума. Они со всей очевидностью не сочли себя "достаточно разумными" для более тесного и обстоятельного общения.