Темный бог вечности

Генрик пинком отшвырнул палаш к ногам гвардейца, отвесил издевательский поклон и снова встал в позицию. Гвардеец под смех и улюлюканье студиозусов поднял палаш, ухватил его обеими руками – правой за рукоять, левой за гарду – и, всем своим видом показывая, что берется за противника всерьез, забирая чуть вправо, двинулся к Генрику.

Намерения его были Генрику предельно ясны. Среди мастеров фехтования этот прием черт знает, почему назывался "хара-кара" или "хара-кира", и от исполнителя требовал большой физической силы, ловкости и незаурядного мастерства. Основывался он на том, что палаши у острия примерно на четверть лезвия имели обоюдоострую заточку. Противник при таком хвате палаша ожидал от нападающего перевода палаша с разворота вверх и сильного удара двумя руками с переходом в жим – лезвие против лезвия, вынуждающий защищающегося потерять равновесие, после чего его можно было брать хоть голыми руками. Обычным способом защиты служил встречный удар такой же силы с уходом от жима в сторону. Однако "хара-кира" только имитировал такую атаку. Удар, пусть и сильный, был направлен практически вдоль лезвия противника. Палаш противника при этом отлетал вправо и вверх, вынуждая сделать шажок в сторону. Опасность для фехтовальщика, выполняющего "хара-кира", заключалась в том, что уже через пару – тройку секунд враг был готов нанести рубящий удар справа сверху, в то время как его собственный палаш, находившийся в двух руках, был отброшен в противоположную сторону, да еще на уровне живота, да еще лезвием назад. Отразить из такой позиции рубящий удар справа было совершенно невозможно. Вот тут то и наносился удар "хара-кира". Фехтовальщик выпускал из правой руки рукоять палаша и, держа его левой за гарду, делал нечто вроде танцевального пируэта, одновременно перенося вес тела на левую ногу. Корпус его при этом стремительно разворачивался влево, левая рука с зажатым в ней палашом стремительно взлетала налево вверх, палаш кончиком обратной заточки врезался сбоку в живот противника, вспарывал его от одного бока до другого, и взлетал над головой, куда за ним вдогонку уже устремлялась правая рука фехтовальщика. Противник, возможно, еще успевал увидеть, как из вспоротого живота ему на колени вываливаются кишки, а правая рука нападающего, перехватив в верхней точке траектории палаш у левой, уже с силой бросала лезвие к шее противника, снося несчастному голову.

Однако вместо попытки увернуться от удара, Генрик рванулся вперед и, оказавшись в пределах досягаемости, сделал стремительный колющий выпад, распоровший гвардейцу левую руку от кисти до локтя, ловким движением вырвал палаш из ослабевших рук противника и отправил его вверх с такой силой, что он вонзился в балясину перил на опоясывающей зал галерее. Гвардеец стоял с перекошенным от боли лицом, прижимая к груди раненную руку. Генрик сделал шаг назад и, отсалютовав палашом, церемонно поклонился.

– Я надеюсь, что вы, сэр, вполне удовлетворены? – сказал он и, спрятав палаш в ножны, повернулся к противнику спиной. Стоявший рядом юный студиозус в пакаторском берете и с виолоном за спиной орал во все луженое горло, стараясь перекричать общий гвалт:

– Ну и инт нынче пошел! – инт в студиозной среде был новомодным словечком, взявшимся черт знает откуда, и обозначающим особо продвинутого книжника. – Никакого уважения к малиновым бретерам, хоть у них у каждого личное кладбище за спиною. Бретер к инту с кулаками, а инт его в рыло и под стол. Бретер с палашом, а инт его как жука на булавку для своих яйцеголовых опытов… Ура Генрику-палашу! Гип-гип, ура!

Генрик пожал плечами и под восторженные вопли, улюлюканье, свист и аплодисменты присутствующих направился к сияющей Жанет.

Друзья гвардейца подскочили к своему товарищу и принялись перевязывать раненную руку обрывками его собственной парадной накидки.

– Хозяин! – срывающимся от боли голосом закричал гвардеец. – Прибери мой палаш. Я за ним пришлю. А с Вами, сударь, мы еще встретимся.

– О, в любое время и с любым оружием, – равнодушно сказал Генрик, не поворачиваясь. – Жанет, солнышко, пойдем отсюда. Куда? Да все равно. Здесь сейчас будет слишком шумно. Стража набежит, то, се… Кстати, у меня есть к тебе просьба. Приищи мне тут где-нибудь у стены Капитулярия комнатенку. Цена значения не имеет, только чтобы странноприимный дом был приличный… не в смысле церемоний – комнатка предназначена для нас с тобой – а в смысле условий бытия. Я имею в виду уют, чистоту, кухню, винный погреб и все такое. Но вот что важно, непременно с двумя выходами, и чтобы один вел куда-нибудь на задворки поближе к трабулам.

Жанет оглянулась на гвардейцев и понимающе кивнула головой.

3