Темный бог вечности

– Много чего. С тех пор, как Гегемон со всем семейством торчит на вилле в Геневе, жизнь тут у нас очень изменилась.

– А что это он вдруг уехал на Балатон, а не в Свенланд или Франконат к теплому морю? Решил устроить себе купания минеральные в источниках? Так ведь не сезон.

– Разве я сказал "уехал"? Я сказал "торчит". Вообще ничего не знаешь?

– Говорю же – только появился. И в здешних делах не ориентируюсь. Совсем.

– Но лучшую девочку в университете ты уже подцепил. Да-а… узнаю Генрика – палаша. Чудная девочка Жанет, пожалуй, что и покрасивее Манон, а все равно против той не тянет. Да и кто бы потянул? Эх, молодость, молодость, за химерами гоняемся, а что под носом лежит, рассмотреть не можем. Умный ты, Генрик, мужик, а дур-рак, извини меня старика, конечно. Как можно было исчезать вот так вот внезапно, слова никому, даже ей, не сказав?

Генрик криво усмехнулся и пожал плечами.

– Хотя… вряд ли она за тебя, за безродного, замуж пошла бы. Что она из благолепного рода, ты, небось, и не знал?

Что ты знаешь, – думал Генрик, – что ты можешь знать? Она мне сразу сказала, еще от первых объятий не отойдя, что будущего у нас нет, и что душой мне к ней прикипать не стоит. Да я и не собирался, если честно.

– Значит, не знал. Эх, вы, молодежь! А ведь сразу чувствовалось, что она из благолепий, и даже не из простых благолепий, а из "высоко"… может, даже из "милостей". Держать себя умела. А компания ваша без тебя вскорости распалась. Манон вышла замуж за пакатора и уехала. Крошка тоже замужем, держит странноприимную гостиницу то ли на свенском, то ли на франконском тракте. Нрав у Крошки по-прежнему легкий, рука тяжелая, и мужик ейный, говорят, у ней под каблуком. Близнецов я уже года два как не видел. Кувалда, зараза языкатая, влип в историю, был судим, осужден и сослан на полюса. А Лис… про Лиса слухи ходят разные. Говорят, до него теперь не дотянешься. Говорят, Лис взобрался высоко, так высоко, что и тянуться не советую. Никого я не хочу обижать, Генрик, но он всегда был у вас, как бы это сказать… только не сердись на меня, старика… м-да… с душком, с гнильцой. Но – обаятельная такая гнида, что да, то да, и даже гадости тебе непременно делал с милой улыбочкой и нежным дружелюбием. А Кувалду жалко. Когда его осудили и отправили на полюса, студиозусы и школяры по всем питейным заведениям у стены Капитулярия объявили недельный траур. Всех входивших предупреждали – пить тихо, с уважением к чужому горю. Бывало, что и кровь пускали, если кто не внял. Говорят, Крошка сунулась было к Лису за помощью, так сама еле ноги унесла.

– Да, Кувалду все любили, не только наша компания. За честность, за совесть, за всегдашнюю готовность помочь в беде. Что до Лиса, так это мы посмотрим. Гора, как говорится, с горой… Да, так и что там такое с Гегемоном?

– Смотри, Генрик, я тебя предупредил. Кувалде уже не поможешь… Что до Гегемона, слухи ходят, что сидит он, можно сказать, под домашним арестом.

– Ни хрена себе! – удивился Генрик. – Кто же это нас так, франконцы?.. свены?..

– Нет. У них у самих дела не лучше.

– Но не викинги же с Дикой степи?

– Держись крепче, а то упадешь. Серые. Всем сейчас заправляют теологи, ты это учти. У тебя, помнится, всегда отношения с ними были, как бы это сказать… сложные по причине повышенной языкастости и задиристости. Серые, кому бы они раньше ни поклонялись, теперь объединились в орден, называется "Сумеречный орден преддверия блаженной тьмы". Себя они называют адептами Темного бога. А кто из теологов не захотел поклониться и смириться, тех гнобят почище безбожников. Кувалду, вон, только сослали.

– Это разве не смерть? – пожал плечами Генрик.

– Смерть, конечно. Но, все-таки, не мгновенная. Отца Муреха помнишь?.. Нашли в трабулах с перерезанным горлом. А декана теологического факультета доктора Непоциана?.. теперь на факультете другой декан. Есть, есть стойкие. Как не быть. Но они сейчас вне закона, на них просто охота объявлена.

Генрик слушал, задумчиво кивал головой.