Рожа гвардейца показалась Генрику знакомой. Ну да, конечно. Это был тот самый пакатор из внешней охраны космопорта, что проверял у него документы при возвращении от Координатора. Правда, на этот раз ничего оранжевого в его форме не было – накидка, сапоги и офицерский шарф были обычны для малинового гвардейца. "Ах, ты, сволочь, – зверея, подумал Генрик, – ну, я тебе сейчас!.. " За столами, рассмотрев идущего, какие-то смутно узнаваемые личности орали разогретыми спиртным голосами: "Генрик! Палаш! Откуда ты взялся! Привет! Иди сюда! " Генрик, не останавливаясь, помахал им рукой и встал напротив гвардейца, покачиваясь с пяток на носки.
– Эй, благолепие, ты руки-то помыл? – негромко спросил он. – Что ж мне свою подругу потом в мыльню тащить, если тут тараканы из всяких отхожих мест лапками охальничают?
– Что?! – гвардеец вскочил на ноги так резво, что табурет, на котором он столь вольготно располагался, отлетел на середину зала. Однако Генрик встретил малинового со всем возможным тщанием, так что тот кубарем покатился по полу и остановился, только врезавшись в ножки противоположного стола. Малиновые гвардейцы с яростным ревом выдернули палаши из ножен.
В тот же миг от всех столов с грохотом полетели в сторону стулья и лавки. Окружающие студиозусы и военные, которых в патио тоже хватало, обнажив оружие, настороженно глядели друг на друга, в любую минуту готовые сойтись врукопашную.
– Брек, парни, брек, – орал Генрик уже в полный голос. – С этим шаркуном я сам разберусь. Вы только проследите, чтобы его приятели мне в спину железками не тыкали.
Студиозусы и военные стояли в толпе вперемешку, но студиозусов было явно больше, да и военные не гвардейских полков, в общем-то, совсем не рвались проливать кровь за честь паркетных шаркунов. Покрытый шрамами бородатый рубака-драгун, на шее которого, успокаивая и уговаривая, повисла арендованная им на этот вечер ночная бабочка, первым показал пример, засунув палаш в ножны. Следом попрятали оружие и остальные военные. Под угрожающими взглядами студиозусов вложили палаши в ножны и товарищи рукастого гвардейца. В мгновение ока собутыльники, подталкивая и торопя друг друга, освободили середину зала для поединка. Что касается женской части сего благородного собрания, то она, охая и громко возмущаясь грубостью невеж-кавалеров, тем не менее, дружно полезла на столы, чтобы уж никак не пропустить ни малейшей подробности предстоящего зрелища. Малиновый принялся с картинной неторопливостью засучивать рукава.
– Что Вы собираетесь делать, друг мой? – с картинным же удивлением обратился к малиновому один из его спутников.
– Инта бить! – высокомерно процедил тот сквозь зубы, но ухватился, однако же, за палаш.
Генрик встал в позицию и приглашающе повел перед собой клинком. В исходе схватки он не сомневался. Он и раньше был здесь одним из сильнейших фехтовальщиков. А во время стажировки у Кулакоффа, чтобы не потерять форму, посещал на пятом уровне Столицы Галактической Империи центральный фехтовальный зал, где его тренерами были лучшие бойцы галактики. Захаживал он и в подпольную школу рукопашного боя, повсеместно в Старых Мирах запрещенного, но так же повсеместно и процветающего. Все деньги угрохивал на эту практически единственную, если не считать доступных девиц, статью своих тогдашних расходов и, как оказалось, не зря.
Гвардеец, хоть и был взбешен, действовал как бывалый, опытный дуэлянт. Он мгновенно обнажил палаш, избавился от всего лишнего в одежде и швырнул друзьям вместе с ножнами. Палаш у него, кстати сказать, был великолепный.
Как дуэлянт, полагал Генрик, он был совершенно ясен. Здешние конно-фехтовальные школы готовили, прежде всего, лихих рубак – кавалеристов, и только во вторую очередь фехтовальщиков. Следовательно, – думал Генрик, – рубящие удары гвардеец будет предпочитать колющим. Убивать его не следовало – только расследования сейчас и не хватало, Жанет девочка заметная – а вот кровь шаркуну пустить, да поболезненнее, было просто необходимо, заслужил.
Гвардеец встал в позицию и сразу же, не утруждая себя разведкой и прочими благоглупостями фехтовальной теории, очертя голову ринулся в атаку. Будучи оскорблен в лучших чувствах, он вихрем налетел на соперника, стремясь сразу подавить сопротивление и закончить бой одним решительным ударом.
Как Генрик отразил его первый колющий выпад, он и сам потом понять не мог – интуитивизм сработал, не иначе. Фехтовал малиновый, как ни странно, не просто хорошо, а просто великолепно, причем не по здешним меркам, а по любым, в том числе, и по меркам столичных фехтовальных залов.
Генрик сдержал первый бешеный напор гвардейца, парировал завершавший его сильный, может быть, по строгим меркам тех же имперских фехтовальных залов и несколько примитивный, но нетрадиционно проведенный укол, нацеленный ему в лицо и, захватив палаш противника между лезвием и скрестьем гарды, резко повернул корпус вокруг собственной оси. Палаш вылетел из рук гвардейца, а сам он, потеряв равновесие и опрокинув лавку, с грохотом врезался в собственных друзей.