Темный инквизитор для светлой академии

Первая тварь, за ней еще несколько забрались на грудь и двинулась к лицу. Озноб и жар накатывали волнами, и когда на подбородке Айтен почувствовал легкое щекотание, приготовился к острым зубам, что сейчас вопьются, но вместо этого ощутил, как чей-то палец коснулся лба и начертал знак. Подумал, что показалось, однако… вдруг все вокруг пришло в бешеное движение, и тьма крыс, перебираясь прямо по нему, устремилась куда-то. Причем ни одна из тварей не попробовала его на вкус.

Что за хаос происходит в густой черноте, и куда стая несется, не понимал до последнего, пока в комнате над ним не раздались один за другим истошные женские голоса, за миг слившиеся в едином отчаянном вопле. Грабительницы — Манья и ее помощница — заметались по комнате, сшибали стулья и все, что попадалось по пути, и надрывались в крике от боли. Послышался грохот, топот сапог, мужские крики…

— Айтен! Айтен!

Он слышал, чувствовал, как последние твари ползут по нему, но не мог ничего сделать. А потом все стихло, и время остановилось. Так, в тишине, закладывавшей уши, и лежал, дрожа от озноба. И лишь тепло, разливающееся по телу от медальона, не давало ему совсем окоченеть во влаге и холоде.

Наконец наверху хлопнуло. Это откинулась крышка погреба, и Ноэн срывающимся голосом заорал:

— Магистр!

— Истр! Истр! — отразили голые каменные стены крик.

Айтен был бы рад отозваться, рявкнуть, чтобы не орали, иначе голова его треснет, но смог только просипеть.

— Ы-ы!

— Слышишь!? — удивительно, что Эсель его услышал. Наверно, очень хотел верить в чудо. — Надо глянуть…

В тишине смачный плевок крепыша показался слишком громким, но таким живым и обнадеживающим, что, если бы Митар смог, рассмеялся от счастья.

Факел осветил подвал, а затем медленно и осторожно просунулась сивая голова Ноэна. Увидев лежащего инквизитора на груде мусора, с облегчением выдохнул:

— Жив! И, вроде бы, ни одной крысы…

— Титька тараканья! — радостно завопил Эсель и тоже свесился вниз головой. — Вот же черноплащий! А я думал, что про вас все россказни!

Рослого магистра вытаскивали вдвоем.

Лишь оказавшись наверху, он смог чуть качнуть головой, нормально дышать и моргать.

— Эй, святоша! Вот ты крыс пуганул! Расскажи хоть: чего произошло-то?

А Айтен и сам не знал, что произошло, и как объяснить, что крысы, ринувшиеся на него, передумали и набросились на управляющую ими Манью и ее родственницу. Что это так — свидетельствовала залитая кровью мебель, пол, стены и два обглоданных до костей тела. Точнее до черепа твари объели головы, пожрали руки, ноги, но одежда и другие приметы позволяли опознать злоумышленниц, заманивающих в комнату клиентов, а потом избавляющихся от тел и тех, кто начинал подозревать их в исчезновениях людей.

Представив, что на их месте выглядел бы хуже, затошнило. От нервной дрожи и невероятной слабости едва держался на ногах, и, если бы Эсель не поддерживал, рухнул на пол.

Да и разговаривать не мог. Поэтому до гостиницы горе-телохранители тащили его на руках, а встречные по пути, отойдя поодаль, с негодованием шептались:

— Вот! Вот они заступники наши — девок совращают, по шлюхам шастают да напиваются до беспамятства!

Отлеживаясь в гостинице, Айтен трясся от озноба, стучал зубам и думал, думал, думал…

Про знак, что на нем нарисовал чей-то палец, знал лишь он. В погребе было холодно, однако от переживаний настолько пропотел, что символ растекся. Эсель же решил, будто, падая, он поранился, и весьма удивился, не найдя на лбу и висках Митара ни одной царапины.

— Эко тебя, ведьмы! — сокрушался он, укрывая инквизитора одеялами и поя горячим вином. — А с виду тихие! Расскажешь, как расправился?

Митар неловко кивнул.

— Вечером Вилатта придет. Посмотрит на тебя… — десятник, заметив, что магистр все не может отогреться, бросился еще искать одеяла. — Я сейчас!

Айтена тошнило от гадости, которой отравила Манья, но согревала радость, что выжил, что Дэя в безопасности. При мыслях о ней, медальон тут же нагрелся, и по груди начало растекаться благодатное тепло. А потом воздух задрожал, поплыл, и из образовавшегося прохода появилась Дэлинея.

Митара обрадовался, попытался улыбнуться, но вышел ужасный оскал.

«И так-то не красавец, а теперь и подавно жалкий урод. И как она решилась быть со мною?!» — угрызения прервала Дэя, бросившаяся к нему. Перед глазами Митара все плыло, но он заметил, что она выглядела плохо. Заплаканные глаза, покрасневший нос, домашнее платье… И все же она была такой красивой, родной, любимой.

Эсель, вернувшийся с еще одним одеялом, застыл в проходе.

— Вижу: я лишний! — положил ношу на стул и попятился к двери. — Ежели чего — тут рядом! Намилуетесь, расскажу, какой он храбрец и везунчик.

Когда остались одни, Дэя нырнула под одеяло, прижалась к озябшему Айтену горячим телом и заплакала, уткнувшись в его плечо. Только ради этого мига он согласился бы еще раз пережить те страшные мгновения. Потому что теперь окончательно убедился — она рядом, любит его, а он жив и любит ее.

«О чем еще можно мечтать?» — рядом с нею сразу стало легче, нашло успокоение, и Айтен уснул.