Темный лик двойника

Я перешел к сюжету, напомнив, что существуют два основных метода его построения: метод Шиллера и метод Дюма (в первом случае уже на стадии разработки сюжетной линии дается подробное описание сцен, во втором — разрабатывается только общая сюжетная канва. — прим. авт.), хотя сам давно уже не пользовался ни одним из них, просто бежал за своей фантазией в неизвестном направлении, куда-то же кривая да выведет! Когда дело коснулось образов и языка, я забыл обо всем на свете: я потрясал воздух громкими восклицаниями, как Ричард 111, уходил вместе с Гамлетом в задумчивую меланхолию, суровым тоном Юлия Цезаря вопрошал предводителя убийц: «И ты, о, Брут?!». Потом я превратился в уничтоженного молвой Арбенина, из шкуры которого с трудом вылез, чтобы тут же стать зловещим разрушителем Базаровым. Какие 25–30 минут! Я уже готов был залаять, как Шариков, да Надежда вовремя остановила, предложив задавать вопросы… «Только давайте покороче, наш гость устал». Ну, а после началось самое интересное — банкет. И сразу — тосты, тосты! Пили за настоящую русскую литературу, за возрождение классических традиций, за образный язык и тому подобное. А когда Надя Ланг предложила поднять бокалы: «За выдающихся современников!», я скромно потупился… Но меня ли она имела в виду?

Постепенно я переходил к главной цели своего визита, как бы невзначай, достал портрет Непряева, осторожно поинтересовался: не знаком ли кто с ним? Нет, нет, никто его здесь не знал, и никого он не заинтересовал. Лишь руководитель «Рос» Сергей Васильевич вглядывался чуть дольше других и без особой интонации в голосе, спросил:

— Кто это?

— Один неизвестный автор. Принес в нашу редакцию рукопись, где описал свое путешествие в Старый Оскол и внезапно исчез. Никаких координат! А мы хотели его напечатать.

— Надо же, какой чудак. Нет, я его не встречал.

— Чудак! — подтвердила эффектная женщина с копной темных волос и римским профилем. — Если бы мне предложили работу в вашем издательстве… Будьте покойны, никуда бы не исчезла!

Она звонко рассмеялась, подняв унизанную перстнями руку. Надежда представила ее:

— Наш ведущий писатель Вера Корини.

— Любопытная фамилия, — сказал я. — У вас итальянские корни?

— Да, — заявила эффектная дама, и не без гордости добавила. — Говорят, я дальняя родственница Дуче.

— Так-таки самого дуче?!

— Блестящий мастер своего дела! Не правда ли?

— Кому как.

— Наряды от Дуче сейчас пользуются колоссальной популярностью.

— Верно, — смиренно произнес я, догадавшись, что она говорила об известном итальянском дизайнере одежды Альдо Гуччи. — Вы, наверное, пишете о моде?

— Могу о моде, могу о природе, а могу и о простом народе, — ответила дальняя родственница Гуччи и снова улыбнулась, очевидно, довольная тем, что так ловко угодила в рифму. — А моя последняя книга «Кукушка и электровоз» стала настоящим бестселлером…

«Что-то я о ней не слыхал».

— …Ее прочитали уже не менее пяти человек.

— Очень хорошо. А вы не слышали фамилию Галич? Он из местных. Кажется, бизнесмен?

— Нет. Но от знакомства с бизнесменом не отказалась бы. У меня на выходе новая книга «Пастушка и экскаватор», безумно нужен спонсор.

Внезапно я заметил, что к нашему разговору прислушивается Сергей Васильевич. Что его так задело? Я решил и с ним попытать счастья. Нет, никакого Галича он не знает.

— Александр, — Надежда подвела ко мне невысокую женщину, одетую скромно и неприхотливо. — Еще один член «Рос», поэтесса Валентина Труфанова.

— Очень приятно, — механически ответил я. И рубанул с плеча. — Вы случайно не слышали фамилию Галич?

— Нет… Можно, я вас отвлеку? Прочитаю стихотворение. Небольшое…

Понимая, что от местных гениев не избавишься, я вежливо согласился. Сначала мой рассеянный мозг реагировал слабо, но, затем я позабыл обо всем. Я ощутил себя врачом, присутствующим при рождении удивительного дитя. Как название (дурак, прослушал!)? Кажется «Росток»?.. Строки завораживали! Это было эхо серебряного века.

«Из лесного замшелого ложа,

Когда час угасанья истек,

Из разъятого пня, как из ножен

Поднимался зеленый росток.

Он продрог на исходе распада

Средь налившихся силой осин,

Ему трудно в огне листопада

Удержаться на хрупкой оси.

Но в нем стойкость является сразу:

Уцелеть до грядущих снегов,

Даже мой человеческий разум

Поражается духу его!

Затаенный, разбужен до срока,

Не по времени тянется ввысь.

На ветру два листочка, два ока

Торжествуя, приветствуют жизнь!»

Я стоял и молчал, но потом меня снова отвлекли, и в толпе навсегда растворилась отвергнутая обществом Поэтесса. И опять безрезультатные вопросы о Галиче…

Так закончился мой вечер веселья и просветительства.