Темный лик двойника

— К опасностям не привыкать, — улыбнулся он.

— Вы можете меня вытащить отсюда? Под залог…

— Если бы вы не подрались. А то о вас пошли слухи, как об опасном для общества элементе.

— Выхода не было, — вздохнул я.

— Постараюсь что-нибудь предпринять. А пока вас переведут в другую камеру. Только, пожалуйста, без инцидентов.

Меня препроводили в новую камеру, как мне показалось — чуть более светлую. Задержанные смотрели на меня с опаской, очевидно, слухи о моих подвигах и преступлении, в котором обвиняют, им уже здесь известны. Никто не навязывался в собеседники. Это хорошо! Упав на койку, я ушел в собственные мысли…

Пытки начались на следующий день: вновь вызвали на допрос, только теперь присутствовал адвокат. Тот же хамоватый следователь хоть и вел себя чуть тише, но по-прежнему открыто демонстрировал, что именно он — хозяин положения. Он представил дело так, будто у меня — ни единого шанса выпутаться. Столько народу видело убийство! Преступник и не скрывал своих замыслов, пристрелил жертву и спокойно ушел.

— А вам не кажется это странным? — поинтересовался Голубев. — Пристрелил и спокойно ушел. Клиент мой на дурака не похож.

Аргумент не возымел никакого действия, наоборот, следователь взглянул на меня с прежней ядовитой улыбкой, точно готовился нанести очередной удар. И нанес!

— Мы тут навели о вас кое-какие справки. Вы ведь хорошо знали покойную Светлану Петровну Юрьеву?

— И что?..

— Дело Юрьевой здесь не обсуждается, — тут же вмешался мой адвокат.

— Это да. Однако есть любопытная информация. Оказывается, погибшая гражданка Юрьева оставила завещание.

— Многие так делают, — сказал Леонид Николаевич.

— И в этом завещании в качестве одного из наследников фигурирует имя господина Павлова. Ну, что скажете?

Новость меня ошарашила, я мысленно поблагодарил и отругал Свету. Удружила, называется, да еще в такой неподходящий момент!

— Что я могу сказать? Сумма хоть хорошая?

— Нормальная.

— А чего вы так зло глядите? Завидуете, что вам с небес не свалился такой же дар?

— Александр Владимирович!.. — пробовал остановить меня адвокат.

Следователь злобно сверкнул глазами:

— Завидовать скоро придется вам, завидовать последнему бомжу. Мы выясним, не связаны ли вы и со смертью издательницы. Вы были последним, кто видел ее живой. Ради денег на многое пойдешь, не так ли?.. Вы — в полном дерьме, гражданин Павлов.

— В дерьме или нет, решать суду, — напомнил адвокат.

На лице следователя открыто читалось: «Надеетесь, что с такими-то уликами клиент отвертится?». Затем он предупредил, что завтра — следственный эксперимент, и меня повезут на место преступления. После допроса мы поговорили с Голубевым.

— Есть зацепка разрушить всеобщее убеждение в вашей виновности, — сказал Леонид Николаевич, — правда… слабенькая. У одного из ребят, которые видели преступника, мать работает гримером в театре. Так вот, он утверждает, что у стрелявшего в доктора был парик, а на лице — грим.

— Зачем им парик и грим, если они создали двойника?..

— Или вашу роль сыграл актер. Алексеев знает вас, и убежден, что здесь — настоящая, серьезная подстава.

— Спасибо, что верите мне. Не выяснили, где столько времени скрывался доктор Савельев?

— Пока нет.

— Проблема залога не обсуждалась?

— Дайте еще один день. Очень интересными могут быть показания сына гримерши…

Мне показалось, Голубев еще хочет что-то сказать, только… не решается. Но, помявшись, все-таки признался:

— Такое ощущение, что и за мной стали следить. Вы действительно перешли дорогу серьезным людям. Я, например, не уверен, что наш разговор не прослушивается, хотя и ведем беседу в наушниках. Прошу об одном: максимум осторожности. До завтра.

Он мог бы и не предупреждать об осторожности. Но слова сильно запали в душу, оказавшись в камере, я с новой остротой почувствовал опасность. Пока что светлый день. А что будет ночью, во время сна?

Надо ли говорить, что я почти не спал, и в каждом шорохе слышал приближающуюся смерть. Самым большим облегчением стало наступившее утро…

Облечением?!

Примерно в десять мы должны были ехать на место преступления. Следователь находился в радостном возбуждении, а Леонид Николаевич наоборот — был подавлен. Он шепнул, что сын гримера, на показания которого так надеялся, вдруг изменил их. И ничего пока не выяснено о месте прежнего пребывания доктора. Как я понял: ситуация совсем фиговая.

Мне приказали войти в черный уазик. Никогда не думал, что поеду по родной Москве в наручниках. Правильно говорят: от сумы и тюрьмы не зарекайся… Сквозь тонированные стекла просматривались до боли знакомые улицы. Именно ДО БОЛИ! Я закрыл глаза, поскольку не в силах был наблюдать за свободными, прогуливающимися людьми. У каждого — свои проблемы, свои разлады на работе и в семье, но… мне бы сейчас их заботы!

Машина остановилась, как я понял, у перекрестка. Мне нестерпимо было тут находиться, с другой стороны, еще больше не хотелось оказаться на Весенней — улице-ловушке доктора Савельева, где, ослепленная обманом Лиза уверенно подтвердит: «Это он!»

Как же мне быть?!