Темный лик двойника

— То есть никаких записей нет? Что-то вы совсем заврались, гражданин Павлов. Идем на опознание.

…Несколько мужчин — от тридцати до пятидесяти лет стояли вряд под номерами за тонированным стеклом. Естественно, меня опознали. Я пытался объяснить, втолковывал про ситуацию с двойниками. Однако никто не слушал, мне лишь вторично напомнили о праве связаться с адвокатом. У меня никогда не было адвокатов по уголовным делам. Позвонил Толе, тот обещал помочь, предупредив: «Не болтай ничего лишнего, жди юриста. Да не лезь там в бутылку».

В камере было так душно, что от спертого воздуха закружилась голова, я чуть не потерял сознание. Народа здесь — как сельди в бочке, все нары забиты. Кто-то лежал, кто-то сидел, мрачно поглядывая по сторонам. Рябой парень лет двадцати прогуливался, засунув руки в карманы, и что-то фальшиво насвистывал. Посмотрев на меня, он презрительно хмыкнул:

— Ну, привет, фраер.

— Привет, — ответил я и оглядел камеру в поисках пустого места. Неожиданно взгляд остановился на лысом мужике килограмм за сто двадцать. Он кивком указал на соседнюю койку.

Окружающая обстановка интересовала мало, я размышлял о неожиданном повороте событий. Почему убили Савельева? И действительно ли убит доктор?.. Сомнительно.

…Я не сразу понял, что толстяк обращается ко мне.

— За что тебя?

— Ни за что.

— Старая песня, — ухмыльнулся он. — Помнишь фильм «Место встречи изменить нельзя»? Всех ни за что! А все-таки?

— Очередная ошибка рганов правосудия. Но, надеюсь, разберутся.

— Ты, парниша, видать нагловат. Только здесь не твоя территория. Здесь тебя сожрут, трахнут, размажут по стенке.

Еще не хватало конфликта в камере. Я лег, отвернулся, по наивности полагая, что толстяк отстанет. Я решил просчитать все варианты доказательств своей невиновности. Но как это сделать?!.. Двойник сыграл мою роль по полной.

Рябой парень, тем временем, перестал свистеть, подошел ко мне:

— Эй, интеллигент вонючий, брезгуешь разговаривать?

И плюнул в меня! Я вовремя вспомнил предупреждение Толи не лезть в бутылку. А тут еще один — лохматый, раскосыми глазами спрыгнул сверху. Похоже, и он из их компании. Толстяк вытер пот со лба:

— Видишь вон того фраера со сломанной рукой? Я постарался. Он тоже пришел наглым, тоже молчал, когда его спрашивал Пантелей… Пантелей — это я! И он же смолчал, когда я отделал его, просто сказал, что упал с верхней койки и поломался. И скажет еще раз, если потребуется. И остальные рта не раскроют! Ясно?

Люди в камере опустили головы; Пантелея тут боялись. «Как бы с ним примириться? Сказать, что я писатель Александр Павлов? Может, он читал что-нибудь?.. Вряд ли, такие люди читают редко. Да, ситуация…»

— Пусть эта камера кому-то покажется маленькой и ничтожной, — продолжал Пантелей, — только тут — мое государство, я устанавливаю порядок, казню и милую. А правитель я не милостивый. Так, Кешка? Ринат?

Рябой заржал, а лохматый молча кивнул. Атмосфера в камере становилась все более гнетущей. Продолжая разглагольствовать, Пантелей, взбирался на самый Олимп своей власти:

— Мы в моем маленьком государстве не признаем законы большого, не признаем его мораль. Хотя, если подумать, то мы — миниатюрная копия системы, которая за железной от нас дверью. Там просто существуют формальные приличия, которые ни что иное, как обман. У нас не обманываются, когда приносят передачи, я открыто забираю приличную часть, и не вру, будто налоги пойдут на «общую пользу тружеников».

Рябой снова заржал, но под грозным взглядом Пантелея вжал голову в плечи. Вождя нельзя перебивать!

— У меня с большим государством своего рода дипломатические отношения, договор о сотрудничестве и совместной деятельности. Правда, те, кто за железной дверью, этого не осознают, а то бы доплачивали союзнику. Какой я союзник? А вот, смотри, пришел человек на исправление, пообщался с Пантелеем, и уже не захочет больше «жить не праведно». Так что, я друг и воспитатель, порой суровый. Но что поделаешь! Суровость в воспитании нужна. И уважение к старшим. Вон ты не уважаешь меня, даже словом не хочешь обмолвиться. А после моих лекций запрыгаешь, как козлик. И, главное, не пожалуешься на наставника, ведь ночи тут — длинные и темные, несмотря на начало лета. Можешь не проснуться…

— Я расскажу тебе, за что оказался здесь…

— Обязательно, парниша. Все потаенные секреты выложишь перед мудрым Пантелеем. Но сейчас у нас учеба.

— Гы-гы-гы! — на сей раз рябой Кешка смеялся осторожнее. — Пантелей, давай его заставим жрать дерьмо?

— Неплохая идея. Ты когда-нибудь жрал человеческие экскременты? А почему бы не попробовать? Не икра, конечно, но новые ощущения получишь сполна. С этого и начнем воспитание.

— Ступай к параше, говноед хренов! — оскалился Кешка, плюнув в меня вторично. — Поглощать «пищу» будешь под моим чутким руководством.

— Слышишь, парниша, глас народа? Я тут бессилен вмешиваться, — почесал Пантелей лысый затылок.

— Поторопись, мразь, — рябой потянулся ко мне костлявой рукой. Взгляд похожего на борова царька стал… скучающим. Он считал, что очередной интеллигентик сломался, и теперь с ним можно делать, что угодно.