Темный лик двойника

Словно гора с плеч! Я не копия! Нет, все же легко убедить даже умудренного жизнью человека во лжи! Несколько фраз, картинок, где ему продемонстрируют иллюзию реальности, и он, как Пушкинский повеса «сам обманываться рад». А когда он остается в мире астрала, его собственное «я» умирает, остается лишь нелепая, подчиненная воле другого, оболочка… Как раз оболочка двойника! Но рожденная таким образом новая страшная субстанция отнюдь не безобидна, ей нужна «пища», и теперь уже ею самой, происходит поглощение новых и новых душ.

Я опять вспомнил нашу последнюю встречу со Светланой: одно то, что я не захотел больше погружаться в «стихию любви с вакханками», укрепило ее убеждение, что я — уже не я, ибо это «не соответствует устремлениям нормального мужчины»; а уж когда в своих исследованиях отказался переступать через запретную черту Самого Создателя, — вообще превратился в неведомо кого!

Интересно, была ли еще причина, почему мой издатель так упорно пыталась уговорить меня не бросать дело двойников? Раз она работала на других, значит, ей диктовали условия игры…

Ну, конечно! На мое расследование им плевать, они уверены, что писатель Павлов и на пядь не подберется к доктору Савельеву. Им важны какие-то мои связи, возможно, — тот же Галич или его друзья. И еще, им наверняка хочется узнать, что произошло за те ЧЕТЫРЕ ЧАСА, когда потеряли полный контроль надо мной.

Глава двадцатая От сумы и от тюрьмы…

Читатель, конечно же, помнит моего старого друга, неунывающего Толю Алексеева работника наших славных органов. Как обычно, мы встретились с ним в баре. На сей раз он не юморил, не смеялся, а, протянув руку, печально пробасил:

— Присаживайся, друг, выпивку я заказал.

Я присел за столик; народу немного, музыка тихая, не навязчивая. Обстановка в баре располагала к разговору, не мешало даже облако дыма от бесконечных Толиных сигарет.

— Выражаю соболезнование по поводу Светы, — при этом лицо его дернулось будто бы в невольной усмешке. Конечно, он не собирался меня веселить, но я вдруг вспомнил старую итальянскую комедию о клоуне, который произносит речь на могиле друга, тоже клоуна. Он старается говорить печально, а выходит смешно. И, в конце концов, все, кто собрались на кладбище, начинают хохотать.

— Спасибо, Толя.

— Ты ведь когда-то в нее был даже влюблен?

— Когда-то! Мы давно стали просто друзьями.

— Знаю, ей, как и тебе нравились блондинки… А я зачем понадобился?

— Это убийство?

Толя закурил очередную сигарету и усмехнулся:

— Есть сомнения?

— Нет. А у тебя?

— Сознательный наезд. Причем — циничный.

— Следователь, который ведет дело, сомневается.

— А ты верь следователям! Любой из них постарается купить тебя ни за грош. Но сразу разочарую: к документам по делу о гибели Юрьевой у меня доступа нет.

— Жаль.

Толя посмотрел на меня как-то по-особенному, слишком уж пытливо:

— Хочешь выяснить, кто ее «заказал»?

— Не возражал бы.

— А зачем?

— ?!!

— Такую подругу могли заказать только люди крутые, влиятельные. С ними вряд ли стоит связываться. Может, конечно, все было по-другому, задавила ее сумасшедшая ревнивица.

— А вот в этом я сомневаюсь.

— Даже так?

— Да, Толя, да.

Он посмотрел на эстраду и вдруг резко поменял тему:

— Видишь, вышла певица? Как мне нравится эта девушка. Так бы и любовался. А как поет! Ей бы хорошую раскрутку.

— Толя…

— Тсс! Послушай!

Голос у певицы был действительно хорош, прекрасная манера исполнения, и внешне — очаровашка. Слова у песни — серьезные, заставляющие думать и, в то же время, наслаждаться красотой слога. Я заслушался! Думаю, если бы с ней поработал хороший режиссер, она бы стала настоящей, а не заказной звездой. Толя резко смял сигарету и со злостью произнес:

— Почему такая несправедливость?

— Несправедливость, — согласился я. — Кто ей пишет тексты песен?

— Сама.

— Тогда она по-настоящему талантлива. Ты спрашиваешь: «Почему такая несправедливость?», совсем недавно одна девушка жаловалась, как сложно пробиться в этом мире талантливому человеку из провинции… Так было, есть и, видимо, будет. В свое время в Англии родился гениальный человек, драматург на все времена — Вильям Шекспир. Сейчас историки спорят: кто он был на самом деле? Подумай, Толя, при жизни о нем не знали ничего, то есть он прозябал в безвестности! Возможно, его высмеивали, публично врали об отсутствии у него таланта. Страдал ли он?.. Что говорит Гамлет в своем вечном монологе:

«А так кто снес бы унижения века:

Неправду, угнетателей, вельмож,

Заносчивость, отринутое чувство,

Нескорый суд, но более всего

Насмешки недостойных над достойным…»

Шекспир понимал свою невостребованную гениальность, о которой заговорили лишь через десятилетия после его смерти.

— Снизошли, признали! А кости-то его в могиле давно сгнили!

— Да, Толя. Так и хочется закричать: позор вам, английские снобы!