— Максимилиан Иванович в случае согласия ответственен за создание нового слепка души на тебе. И, Артур, хочу напомнить…
— Да.
— Это дело государственной важности.
— Угу, — кивнул я, опуская взгляд и положив подбородок на сплетенные пальцы.
Пока думал, ротмистр и барон молчали, не мешая мне. А думал я долго.
Десять-пятнадцать лет. Негарантированная выгода. Возможность болезненного проигрыша. И зачем это мне? Дома я даже на другую сторону улицы переходил, если видел впереди пьяные и шумные компании на тротуаре. Нужны мне проблемы на ровном месте? Самая лучшая драка — это та, которую ты сумел избежать.
— Я согласен, — изрек я после продолжительного размышления.
«Ну Олега, ну ты дебил…» — как вживую прозвучал голос Мустафы из воспоминаний.
Нерациональное решение. Неправильное. Но в то же время… рациональное и правильное.
Я в прошлой жизни никогда бы самостоятельно не прыгнул с парашютом или не полетел на вингсьюте. Именно по желанию, для развлечения. Зато, допустим, в клетке к акулам спуститься — почему бы и нет? Безопасная опасность манит.
В Первую мировую гвардейские офицеры, в том числе аристократы, шли в атаку впереди пехотных цепей. В этом мире, когда Первая мировая закончилась, аристократы благодаря магии в первых рядах и остались.
Да, дома я колотил в зале грушу и других людей, но это совершенно не то. В этом мире выражение, что решение вопросов насилием — удел варваров, неприемлемо. Никто просто не поймет. А если кто-то поймет, на дуэль вызвать может — здесь это в порядке вещей до сих пор. Поэтому сейчас мне просто надо проверить себя.
— Прекрасно, — кивнул ротмистр. — Максимилиан Иванович, после наложения слепка души мы готовы начать работу по обеспечению операции.
Фон Колер кивнул и, степенно поднявшись, двинулся к выходу из зала совещаний. За весь разговор он, кстати, ни слова не проронил. Шагая за бароном, я понял, что направлялись мы в подвал здания. И пока спускались по лестнице, я четко почувствовал — именно сейчас получу ответ на вопрос, почему за использование темных искусств введено наказание смертной казнью.
Когда барон открыл массивную дверь камеры, я первым шагнул вперед. Находившегося в заточении узника видел впервые, но, едва столкнувшись со взглядом необычных, неестественного цвета глаз, без лишних слов осознал причину так давно волнующего меня вопроса.
ГЛАВА 12
— Способности делятся на два вида: созидание и разрушение. Для созидания нужна энергия. Самая распространенная, доступная и легкая в освоении — это энергия стихий. Именно ее операторов, наделенных даром, количественно больше среди всех, обладающих сверхчеловеческими способностями. Стихийное созидание — первое из высоких искусств, которое стало доступно человечеству…
— Максимилиан Иванович, а покороче и попроще можете объяснить? — неожиданно перебив профессора, поинтересовался пленник.
Фон Колер едва заметно вздрогнул. Прервавший его заключенный лишь едва улыбнулся, блеснув яркого, ультрамаринового цвета глазами:
— Всегда мечтал вам об этом сказать.
С незнакомцем, кстати, я был согласен. Барон в своих лекциях страдал… не то чтобы излишним словоблудием, но он не передавал знания окружающим, а скорее разговаривал сам с собой, получая истинное удовольствие от процесса.
— Уж простите: когда, если не сейчас, — извиняющимся жестом развел руками пленник.
— Эх, Сережа, Сережа, — с искренним, как мне показалось, сожалением вздохнул фон Колер, — если бы ты уделял моим лекциям больше внимания, не оказался бы сейчас здесь.
Пленник в этот раз промолчал. Он подтверждающе пожал плечами, а потом опустил взгляд и принял равнодушный вид.
Эмоции чужих людей я безошибочно чувствовал, когда они были направлены именно на меня. Сейчас же незнакомец даже не обращал на меня внимания, но при этом я уже явственно ощущал окутывающую его ауру безнадежной тоски.
— Вам решать, Алексей Петрович, — вдруг обернулся ко мне барон. — Как популярно по последней моде в кругах молодежи, спрошу: правда или действие?
Мустафа, княгиня, Демидов — все, кто был в курсе моей личности, называли меня Артуром. И только фон Колер, при отсутствии лишних ушей, продолжал именовать меня на «вы», обращаясь «Алексей Петрович». Подчеркивая наше — пусть и негарантированное, будущее сословное равенство.
Пока я мельком подумал об этом — ощутил, что после слов барона невозмутимый на вид пленник вдруг преисполнился отчаянной надеждой. Его чувства были настолько сильны, что я не выдержал:
— Давайте перейдем к действию, а правду оставим на потом.
— Уверены, Алексей Петрович?
То, что находящийся в камере пленник обречен, сомнений у меня не вызывало. Как и то, что именно его жизнь послужит средством для создания слепка души на мне — подобного тому, что спас мне жизнь совсем недавно. И я просто не смогу со всем вниманием слушать профессора, ощущая рядом чужой страх смерти.
— Уверен.
— Ваш выбор, — даже, как мне показалось, с уважением покивал фон Колер. — Ну-с, начнем.
А вот после последней его фразы я напрягся. Барон покивал с уважением, но это было похоже на уважение перед слабоумием и отвагой.