Темный рыцарь: Возрождение легенды

Брюс вздрогнул при мысли о том, что в этом ужасном месте находилась женщина. До сих пор все заключенные, которых он видел, были мужчинами. Не было никаких охранников. Видимо, они были не нужны. Заключенные сами себя охраняли.

– И она была беременна, – продолжил европеец. – Ребенком наемника. – Он указал на слепого в камере. – Доктор принял роды, когда его глаза еще были молоды и могли видеть свет. Но однажды, спустя много лет, он забыл запереть за собой камеру.

* * *

Много лет назад:

Мадонна в аду, мать носила простую шаль на своих тонких плечах. Она прислонилась к неприступной каменной стене, когда команда похотливых заключенных, пользуясь случаем, ворвалась в ее камеру. Муслиновые маски скрывали мужские лица.

Она потянулась к ребенку, желая защитить свое потомство.

Но вместо этого ребенок атаковал захватчиков с ножом в руках. Лезвие вонзалось в мужчин, пуская кровь...

– Невинность не может цвести под землей, – сказал европеец. – Ее должны были уничтожить. Но у ребенка был друг. Защитник.

На помощь ребенку пришла мускулистая фигура, лицо которого также было покрыто муслином. На нем висели потертые вещи. Отклонив удар ножом своей рукой, он отвел разъяренного ребенка от захватчиков. Рычащий заключенный с кровавой раной на лице схватил ребенка, но защитник перехватил руку мужчины и ловким движением сломал ее в локте.

Кость сломалась с громким треском. Мужчина упал на колени, в агонии схватившись за руку.

Другие заключенные бросились на женщину. Сделав жестокий выбор, человек в маске схватил обезумевшего ребенка и утащил ребенка в тень, подальше от нападавших, которые обрушились на женщину, как стая хищных волков.

Ее крики наконец смолкли.

– Защитник ребенка показал остальным, что эта невинность была их искуплением. Которую надо ценить. – Европеец скорбно покачал головой. – Матери так не повезло.

Слепой доктор закричал из своей камеры. Смотритель Брюса кивнул в понимании.

– Теперь это тюрьма Бэйна, – сказал он. – Бэйн не хотел, чтобы рассказывали его историю.

Он. надежно завязал веревку под руками Брюса, а затем швырнул конец через открытую дверь камеры, через которую и вышел, чтобы схватить веревку. Потянув за нее, он потащил Брюса к вертикальной решетке камеры.

Брюс закричал, как будто его пытали на дыбе.

Что – в некотором смысле – так и было.

Боль была не похожа ни на что ранее известное. Хуже, чем когда Пугало подожгло его или когда Джокер ударил его в бок. Хуже, чем в тот момент, когда он держал Дюкарда только одной рукой над краем той скалы.

Он содрогнулся от мучений, молясь о потере сознания. Он не был уверен, сколько еще сможет вынести это, даже после всего, через что он уже прошел. Забвение было бы милосердием.

Но не тут-то было!

Европеец привязал веревку к металлическим решеткам двери. Его пальцы исследовали позвоночник Брюса, что только усилило пытку. Острые, как бритва, спазмы боли взметнулись из глубины его измученного тела. Он прикусил губу, когда его смотритель обнаружил источник боли.

Брюс почувствовал на губах кровь.

– У тебя торчит позвонок, – сказал мужчина. – Я собираюсь вернуть его на место.

– Как? – спросил он и приготовился.

Без предупреждения мужчина ударил его по спине, настолько сильно, что загрохотали ржавые дверные петли. Брюс взвыл, как проклятая душа, перенося самые мучительные адские муки, прежде чем, наконец, упал на железные прутья. Только неумолимая веревка, врезающаяся в подмышки, удерживала его от падения на пол. Он повис без сил.

– Оставайся на месте, – сказал его смотритель. – Пока не сможешь встать.

Брюс наконец потерял сознание от боли.

Глава тридцатая

Дни и ночи слились воедино, пока Брюс висел в камере, дрейфуя в бреду. Шумы из ямы снаружи появлялись и исчезали. Дразнящий свет надежды отступал и возвращался снова и снова. Только боль в спине была постоянной, не давая ему облегчения.

Призраки прошлого мучили его.

– Ты не думал, что я вернусь, Брюс?