Тэмуджин. Книга 4

Все шло как будто хорошо, и лишь одно беспокоило вождей и старейшин: пропажа Кокэчу. Тэмуджин никому не сказал об открытии Джэлмэ – о волчьих следах на тропе исчезнувшего шамана. Саган по просьбе старейшин послал своих людей к другим шаманам, находящимся в разных местах облавного круга, чтобы спросили их, не знают ли, где Кокэчу. Вернувшись, те доложили, что шаманы ничего не знают. Никто из них не проявил тревоги по поводу его исчезновения, из чего старейшины поняли, что шаманы что-то знают, но не хотят говорить. Беспокойство стариков теперь было не о самом шамане, а о том, почему он так внезапно удалился, не связано ли это с их нынешней облавной охотой или с какой-либо напастью в жизни улуса.

* * *

В течение второго дня в обоих крыльях устроили по двенадцать ловушек и добыли, как потом было посчитано, больше тринадцати с половиной тысяч зверей. Когда цель охоты изменилась и главным стало не успеть выгнать зверей к установленному сроку, а сократить их поголовье, то и общее движение замедлилось. Загонщики шли не спеша, часто останавливаясь там, где заставали большое скопление животных. Зато в ловушки они с каждым разом запускали все больше поголовья и если в первый день ограничивались тремя-четырьмя сотнями голов, то на второй день загоняли до пятисот, а позже и до шестисот голов.

В первый день и в начале второго в ловушки попадались в основном кабаны и медведи, реже – волки и росомахи. В отличие от пугливых оленей и косуль они всегда шли последними, прямо перед загонщиками, и потому с каждой новой ловушкой поголовье их истощалось и к концу второго дня перед цепью все чаще стали появляться лоси с изюбрами и рогатые помельче.

К вечеру второго дня верхняя сторона облавного круга наконец приблизилась к опушке, подогнав к ней огромное бурлящее стадо из самых разных животных, какие только могли встретиться в лесу. Теперь и самим загонщикам становилось тесно в цепи. Подходя к опушке, они ужимали круг, сгоняя зверей в одно место, и оттого круг сузился так, что всадники сначала двигались вплотную, стремя к стремени, а после многим пришлось выйти из цепи и ехать позади, образуя второй ряд.

Тэмуджин поражался тому, что и после того, как было выпущено и уничтожено не меньше пятнадцати тысяч зверей, в кругу их оставалось еще очень много. До опушки было еще около четырех или пяти перестрелов, и все это пространство наполнилось одним огромным звериным месивом, плотно сбитым, почти без пустого места между разными стадами. Далеко между деревьями, сколько видно было глазу, сплошным половодьем пестрело разное зверье. Непривычно было видеть, как в нескольких шагах друг от друга стояли волки и лоси, росомахи и изюбры, но они почти не смотрели на извечных своих врагов, понимая, что сейчас им не до вражды, что попали они в одну западню и грозит им одна опасность – от людей.

Тэмуджин проезжал вдоль цепи, оглядывая перепуганных, затравленно глядящих зверей. Назавтра предстояло выгнать все это неисчислимое стадо из леса в открытую степь.

«Как все это произойдет? – время от времени тревожно билась в голове мысль. – Под силу ли нам справиться с ними?..»

После заката солнца прискакали двое посыльных от Мэнлига, молодые воины. Они сообщили, что первые звери показались на опушке.

– Оттуда, с опушки не видно, что их так много, – говорили они, с любопытством оглядывая звериное столпотворение. – А здесь-то их больше чем самих деревьев в тайге. Мы ехали и изумлялись, откуда их столько?..

– Вы не видели, сколько мы их еще побили, там такие горы мяса лежат… – гордо говорил Бэлгутэй, приводя их в еще большее изумление.

Тэмуджин решил проехать с ними на опушку, чтобы осмотреть место выгона зверей.

Смеркалось, когда он в окружении нукеров и братьев выехал из леса вслед за посыльными. Огромная заснеженная равнина – перестрелов в семь или восемь шириной – была оцеплена ровным полукругом плотно сомкнувшихся верховых. На дальней ее стороне тремя желтыми точками мерцали костры.

В оцепленной части опушки из-за зарослей тут и там, обманчиво редкими косяками выглядывали лоси и изюбры, а косули и кабарга, уже выскочив из леса шагов на тридцать-сорок, большими гуртами чернели на белом снегу.

Тэмуджин, выехав на отрытое место, порысил неподалеку от цепи загонщиков. Ему вдруг вспомнилось, как однажды, будучи в плену у Таргудая, во время облавной охоты он так же вышел из леса – когда на него упало дерево и он, лишившись коня, направлялся к Таргудаю. Он шел по такому же заснеженному полю, пеший и одинокий, только что избежав смерти, но не уверенный в том, что доживет до завтрашнего утра, а теперь он ехал на лучшем рысаке, с полными правами нойона, властвующий над десятитысячным войском.

«Как же все изменилось за это время! – подумал он. – Кажется, что было это давным-давно, в другой жизни, а прошло не так уж и много – всего два года».

Они приблизились к кострам. За первым сидели несколько молодых воинов, подручных Мэнлига, с нукерами Алтана и Даритая. Узнав Тэмуджина, они встали, поклонились. Тэмуджин, кивнув им, проехал к главному костру.