Тэмуджин. Книга 4

Высказавшись, братья умолкли. Снова установилась тишина. Бортэ сидела, опустив голову, словно сейчас шел суд над ней, держа на руках младенца и напряженно ожидая решения. Мать с отчужденным лицом смотрела на огонь, сложив руки на животе. Тэмугэ украдкой поглядывал на других.

Тэмуджин, еще вчерашним вечером ощущавший на сердце враждебное чувство к ребенку, понимал братьев: и у них однажды испытанный страх перед меркитами, ненависть к ним не могли забыться так легко и безвозвратно. Он решил разумными доводами переубедить их.

Собравшись с мыслями, он заговорил:

– Все знают, что Хабул-хан воевал с меркитами. Но он воевал не ради вражды, а только чтобы утихомирить их и объединить со всеми. Он никогда не стремился разжигать вражду между племенами, наоборот, он жизнь свою положил на то, чтобы всем объединиться и зажить в мире. Это одно. А другое: если посмотреть вокруг, то кто с кем не воевал раньше? Разве вы найдете таких? Воевали, а потом мирились, да еще сватались, пускали общее потомство. Потому и не нужно все время держать на сердце злобу… Вы на себя посмотрите, мы ведь сами этой осенью ходили с оружием на своих же сородичей – киятов, на Таргудая, своего соплеменника. Но разве для того мы это делали, чтобы распалить вражду между нами? Нет, только чтобы усмирить их и восстановить справедливость… А Хабул-хан часто устанавливал дружбу со старыми врагами, заключал с ними союзы, этим он и укреплял свой род. И он поймет меня, потому что я делаю все, чтобы укрепить нашу семью. А чтобы семья наша была крепкая, у нас все должны быть равны – чтобы в будущем не было повода для раздоров. Что это будет за семья, если одни лежали в одной зыбке, а другие – в другой? Это не годится, так у нас не будет мира. Поэтому кто раз попал в нашу семью – даже этот меркитский Хучу, – тот должен быть равным со всеми остальными. Только тогда будет у нас порядок, не будет споров и дрязг. Верно я говорю? – Тэмуджин посмотрел на Хасара.

Тот пожал плечами и промолчал. Глаза его настороженно, как у собаки, когда она увидит что-нибудь недоступное ее разуму, бегали, переходя с одного предмета на другой. Было видно, что он раздумывает над его словами.

Тэмуджин посмотрел на остальных.

– Кто хочет сказать? Говорите.

Братья молчали.

– Вы согласны со мной?.. Или против?

Хасар, как было видно, так и не придя ни к какому твердому решению, неуверенно проговорил:

– Ты всегда сам думал за нас. Ты и решай теперь…

Тэмуджин, недовольный его ответом, спросил:

– А вы разве не должны думать вместе со мной, заботиться о будущем семьи?

Тот снова недоуменно пожал плечами. Помолчав, он сказал открыто:

– Я в таких делах ничего не понимаю. Если спросишь, как поступить с каким-нибудь врагом, я знаю, что сказать. Здесь – не знаю. Может быть, верно говоришь… но я сделаю так, как ты решишь.

Остальные сидели, отрешенно насупившись, опустив головы.

Тишину прервала мать, она решительно сказала:

– Ты наш нойон, ты будешь отцом ребенка, значит, главное слово за тобой, а уж мы во всем тебе подчинимся. Сейчас мы решили это дело в своей семье, но по обычаю нужно согласие и других сородичей. Поэтому на обряде должны присутствовать твои дядья и двоюродные братья – чтобы в будущем никто не мог сказать, что было какое-то нарушение, а потому, мол, незаконно.

Тэмуджин подавил вздох. «Придется, раз так нужно», – подумал он. На предстоящем обряде ему больше всего не хотелось видеть предателей своего отца.

– Мы их позовем, – сказал Тэмуджин.

– Позвать-то позовем, но приедут ли они? Однажды они нас пригласили к себе, когда мы скрывались в ононских горах, но ты отказался идти к ним. Как бы они не припомнили нам это.

Тэмуджин задумался. Поразмыслив, он пожал плечами:

– Ну, тогда был другой случай. Они меня не на родовой обряд приглашали, а жить с ними. Я отказался, и они знают почему: потому что они бросили нас на погибель. Но мы выжили и сейчас приглашаем их на родовой обряд, и они обязаны приехать. Да у них теперь и повода нет отказаться. Вот и на этой облаве мы с ними вместе были, в одном крыле, даже вместе брызгали нашим предкам. И живем теперь мирно, рядом, хоть и не в одном курене.

– Они нарочно могут не приехать. Чтобы потом очернить тебя перед соплеменниками, обвинить, что принимаешь в свой род чужих.

Тэмуджин снова задумался. То, что говорила мать, имело резон, в будущем это могло стать каким-то пятном на их семье. Но он махнул рукой, решительно сказал:

– Ну, если так, пусть и не приезжают. Дело это касается нашей семьи, как мы сейчас решили, так и будут поступать наши потомки, у них не будут спрашивать. Я их приглашу, а они пусть выбирают, приехать или отказаться. Но одного из них, для порядка, я смогу попросить приехать.

– Кого же это? – спросила мать.

– Унгура.

Та удивленно посмотрела на него.

– Этот чем лучше других? Не он ли задирал нос, когда дядья хотели отобрать наше знамя?