– Я с ним разговаривал на этой облавной охоте. Видно было, что он не держит вражды на меня, да и по разговору было заметно, что вошел в ум. Думаю, он приедет, если позову. Еще я приглашу Кокэчу, ведь он знает всех наших предков. Будут ближние нукеры отца, деда Бартана, а в курене Сагана есть даже один старец, бывший нукер прадеда Хабула – они тоже будут за нас просить, и предки нам не откажут. Главное ведь, чтобы предки были согласны, а эти – как хотят.
– Хорошо. – Мать помолчала, раздумывая, и сказала: – Тут есть еще одна сторона, и мы должны обговорить это сейчас.
Все посмотрели на нее.
– Просто усыновить ребенка и растить его в семье – это одно. – Мать внушительно смотрела на Тэмуджина. – Но иное – укладывать его в родовой зыбке: тогда он станет наследником, наравне с другими…
– Знаю, – быстро сказал Тэмуджин. – Потому я сейчас выношу закон: если у меня потом будут другие дети, то этот ребенок станет наследником наравне со всеми. Если других детей не будет и я умру рано, то всем улусом будет править Хасар, а этому ребенку должна достаться равная со всеми доля.
– Ты это окончательно решил? – строго переспросила мать, испытующе глядя на него.
– Да.
– Что ж, так мы и сделаем, если это случится… – Она подала знак Бортэ, и та принесла маленький кувшин с арзой. – Выпейте за свой закон, и чтобы потом я иного не слышала, если наступит пора исполнить его.
Тэмуджин отлил несколько капель на огонь, затем поднялся с кувшином и чашей в руках, подошел к онгонам. Обращаясь к предкам поименно, прося благословения, отлил перед каждым онгоном по нескольку капель. Вернувшись, он наполнил чаши на столе. Взяв свою чашу, он снова оглядел братьев.
– Все согласны с моим решением?
– Да, – сказал Хасар, и за ним повторили остальные.
– Кто не согласен?
Все промолчали.
– Тогда выпьем и будем держаться этого закона до конца.
Хасар и Бэлгутэй выпили одновременно с ним до дна, а младшие пригубили свои чаши и отдали Тэмуджину. Тэмуджин пригубил от каждой и передал матери. Та пригубила одну и отдала Бортэ, другую выпила сама. Бортэ пригубила и отдала Хасару. Тот выпил половину, остальное отдал Бэлгутэю. Закон в семье по новорожденному ребенку был принят.
Затем стали обсуждать проведение обряда. С приглашением к сородичам решили отправить Хасара с Бэлгутэем.
– Поезжайте сейчас же, – приказал им Тэмуджин.
– А кому передать? – спросил Хасар. – Дяде Даритаю? Он ведь самый ближний.
– Нет. – Тэмуджин подумал. – Ему не надо.
– Почему?
– Потому что он, самый ближний нам человек, предавал нас наравне с другими. Сейчас там всеми заправляет Алтан, ему и передайте наше приглашение, скажите, что зовем всех. Если он не примет, заедете ночевать к Унгуру и скажете, что я хочу с ним встретиться. Пусть приедет вместе с вами или назовет место и время встречи.
После утренней еды братья под присмотром матери оделись в лучшие одежды и, взяв из своего подросткового отряда два десятка нукеров, с восходом солнца выехали из куреня на восточную сторону.
Проводив братьев, Тэмуджин долго сидел у очага, думал. На вопрос Бортэ, не нужно ли ему чего-нибудь, он отрицательно качнул головой, и та, укутав ребенка, прихватив несколько беличьих шкурок для шитья, ушла к матери Оэлун.
«Что это будет за человек? – Вопрос о родившемся ребенке, вдруг зародившись в нем, не уходил из головы. – Станет ли мне как родной? И будут ли потом у меня свои дети? Как бы это узнать?..»
Он вспомнил о Кокэчу и быстро оделся. Вышел из юрты и, сев на одного из коней, стоявших у коновязи, рысью направился на западную сторону. На стук копыт из юрты нукеров выскочил молодой парень, но, узнав его, не решился окликнуть и лишь с изумлением посмотрел ему вслед.
За куренем он направил коня к реке. Приблизившись к тальникам, красневшим на утреннем солнце, держась в десяти шагах от зарослей, по протянувшейся длинной и узкой проталине пустил коня во весь опор. Он спешил к стойбищу Мэнлига, стоявшему выше по реке.
Стойбище из полутора десятков юрт, где жили со своими семьями Мэнлиг и пятеро старых отцовских нукеров, стояло недалеко, всего в шести-семи перестрелах от куреня. Уже за третьей излучиной вдали, за красноталовыми кустами он увидел расположенные вдоль берега айлы. Всмотрелся, напрягая зрение: над небольшой, пятистенной юртой шамана поднимался желтый дымок. «Кажется, он дома, если это не братья в его юрте», – неуверенно подумал он.
На стук копыт из большой юрты вышел Мэнлиг. Он удивленно взглянул на него и, поздоровавшись, спросил:
– Все ли хорошо у вас? Не случилось чего-нибудь?
– Нет, Мэнлиг-аха, я тебе потом все расскажу, а сейчас хочу поговорить с Кокэчу. Он дома?
– Ночью приехал с Бурхан-Халдуна и теперь спит. Я его разбужу, пойдем.
Они вошли в малую юрту. Кокэчу уже встал и сидел за маленьким столиком у очага.
– А ты уже встал? – удивился Мэнлиг и с улыбкой оглянулся на Тэмуджина. – Я ведь недавно заходил сюда, возжег огонь в очаге, а он лежал и храпел тут… Ну, вы поговорите о своем, я буду в большой юрте.
– Хорошо, брат Мэнлиг, я потом зайду к вам. – Тэмуджин прошел вперед и сел по правую руку шамана.