– Мама, а чего это она под лошадь лезет? – испугалась Женя, невеста Ивана. В этот момент с подводы повскакивали добры молодцы и волоком оттащили бабку с дороги. Да и наподдали вслед – не вреди молодым!
– Это, доча, ведьма. Шкоду делает, гадость молодым, чтоб жилось им плохо.
– А зачем же? Ведь нехорошо это?
– Да шут его знает. Принято у них так, у ведьм. А так, чем им еще заняться?
Прибыли на место с песнями, танцами, гармониками да бубенцами! Целый пир! И гостей полон дом. Все, как у людей. А, надобно вам сказать, что в те времена свадьбу гуляли три дня и три ночи. Ну, разумеется, кто еще мог гулять, да ногах держался. Даааа, свадьба -дело, любимое нашим народом. И наешься там, и напьешься, и навеселишься от пуза! Наши подружки-невесты сидели сначала смирно, чинно, как и полагается невестам. Правда, сидеть им почти не давали – то и дело молодые принимали поздравления, подарки, да устали уж целоваться под крики «Горько!». Но, на второй и третий день веселье понемногу улеглось, и все, кто мог, уже просто разговаривали друг с другом за столом, да изредка прикладывались к рюмке. Тут Женя вспомнила про ведьму, которая пыталась перебежать им дорогу. Разговор быстро подхватили – тема благодатная, все же любят страшилки да сплетни!
– Я эту ведьму знаю, – вмешалась в разговор какая-то тучная дама в расписной шали. – Она тут часто шастает.
– Раньше ее бы на костер, да и всего делов! – это ее муж с огромным животом и круглой бородой во всю голову.
– А что, и сейчас так надо. Хоть бы не на костер, так в кутузку посадить. Сколько от них беды людям простым, – согласился худой длинный мужик с выпученными красными глазами.
– Интересно, а что ж они тебе такого нашкодили? – поинтересовалась молодая красивая девица, надкусывая яблоко и пристально глядя своими серыми с поволокой глазищами на худого.
– А хоть не мне, так мало ли народу от них пострадало! Вот, к примеру. Все ж знают Никанора Бретвенского? – все дружно закивали. – Ну, кто его когда видел последним? Никто. Месяц уж, а то и два. Скажете, сам сгинул? Так нашли б уже давно. И ведь никому не мешал.
– Да, божий был человек, – крупно перекрестился лысый и круглый поп. – Помянем его, братья! – и хлопнул полстакана водки.
– Чего ж вы его хороните, никто ж его мертвым не находил, – это девица с яблоком.
– Ну, тогда – за его здоровье! Дай Бог каждому! – поп перехватил стакан у длинного и так же лихо опрокинул его в бездонное чрево.
– А может, конечно, и сгинул… Что-то давно не видать Никанора, – чуть не всплакнула дама в шали.
– Так, если ж сгинул, да без благословения – это не порядок! А как же отпеть раба божьего? – поп уже еле сидел, его сильно кренило вправо, к «бороде». – Надобно отпеть, так не можно! – он пытался схватить стакан у «бороды», но тот вовремя перехватил его в другую руку и поставил с другой стороны. – Нет, а отпеть все же надо! – поп не растерялся и выхватил лафитник у пристава, сидящего напротив. Быстро опорожнив его, поставил на место, глаза его затуманились, и он рухнул на бородатого. Пристав, было уж хотел налететь на попа, да махнул рукой, плюнул и налил себе лафитник до краев.
– Ну, будем!
– Вы только послушайте, что я вам скажу – до шепота понизила голос дама в шали. – Мне Прасковья из слободки недавно сказывала, а ей племяш, он в полиции служит. Так вот, банда у нас появилась. Шайка. Людей почем зря губит! И все больше в лесу. Пошел ты в лес по грибы, а тебя там шмяк! по башке. Ограбили, всю одёжу поснимали, а что самое страшное (это у них как знак такой бандитский), язык вырывают! Это, чтобы, если даже живой остался, то ничего рассказать не смог!
– Ну и здорова ты врать, сватья, – это уже тетушка, осыпанная, как жаба, бородавками.
– Вот те крест! – дама истово перекрестилась и выпучила глаза в знак правдивости рассказанного.
– А вот у нас пристав. Давайте у него спросим. Кто же еще должен знать, как не он?
Все, участвующие в разговоре, разом повернулись к приставу. Пристав был в аккуратно отглаженной форме, с усами, завитыми вверх, зализанными лампадным маслом волосенками с четким широким пробором. Он выкатил глаза, поняв, что настал его звездный час, час свадебного генерала, надул щеки, и важно промолвил:
– А о чем, собственно речь? – взгляд его был еще живым, но сосредоточиться он мог уже исключительно на процессе попадания рюмки в цель. Все наперебой пытались объяснить ему суть вопроса. Что значит закалка! После третьей рюмки подряд он встряхнул головой, чуб слетел ему на глаза, и он торжественно промолвил:
– Тихо! Вопрос понятен! – пристав хлопнул ладонью по столу. Все замерли. Свадьба стала походить на святое вече.
– Довожу до сведения почтеннейшей публики, что информация эта секрета великого и прошу ее из дома не… (он громко икнул) …не выносить!
Все дружно закивали, мол, ты, батюшка, говори, а мы рот-то зашьем! Могила!
После продолжительной паузы, потраченной на провальную попытку сфокусировать взгляд на рюмке, пристав поднял глаза и, приставив указательный палец, к губам, заговорщическим голосом произнес: