Тень

– Погоди-ка, малый, – отец Варлаам склонился над бездыханным телом Маши. – Плохо, совсем плохо, – прошептал отец Варлаам, вытащил какой-то пузырек и влил его девушке в рот. Тишина. Маша не двигалась, Глеб рыдал, отвернувшись в сторону.

– Дааа, видать сильна сила Дьявола, – упавшим голосом сказал старик и тяжело поднялся с колен. – Ничего, парень. Видать, на то воля Господня. Он взглянул на тело Тени, осторожно подошел к нему, взглянул в потухшие глаза. – Кончилась душа его. Да только как же нам быть с ней? Ведь рядом с телом не похоронишь?

– Таисия, то есть, Тень Маши сказала, что нужно Ивану на шею повесить тот крестик, который вы дали Маше, тогда душа его и тело воссоединится, – сквозь слезы пролепетал Глеб.

– Да ну! А где ж он? Давай поищем. Прости меня, грешного, – священник склонился над Машей и осторожно стал искать крестик на шее. Его не было. Тогда он пошарил по карманам. – А вот он, вроде. Да, точно, он! А где ж ее нательный крест?

– Нет у нее креста. Некрещеная еще, – Глеб не переставал плакать.

– Как же так? А почему же?…Эх, ты ж, мать честная! А ну-ка, девонька, непорядок это! – и он аккуратно надел крестик на шею девушке. Нагнувшись над ней, старик начал что-то быстро нашептывать. В конце он трижды перекрестил ее, поцеловал в лоб и стал ждать. Тут же ресницы Маши дрогнули, и она судорожно вдохнула воздух.

– Маша, Машенька – Глеб, сквозь слезы, без конца обнимал и целовал любимую.

– Ну, вот и славно, – улыбнулся отец Варлаам. – Так, дети, миссия наша не закончена, и нужно довести дело до конца. На-ка тебе, Машенька, пока мой крест. Хоть и не принято это, но делать нечего. Видишь, какая сила креста? А мой поноси пока, ничего, до храма. А там я тебя покрещу, как следует. – Он снял с Маши крест, надел свой. С трудом удалось им отвалить огромный камень, который уже врос в землю, отрыли могилу Ивана, открыли крышку, казалось, намертво забитую гвоздями. В свете Луны тело Ивана казалось живым. Как будто только похороненным.

– А мне кажется, – сказала Маша, что он как будто кого-то ждет. – Как будто бы ждет своего освободителя, чтобы воскреснуть.

– Так он и есть, – отозвался Варлаам. – Так выглядят все, кто покончил с собой, а душа их мается где-то по миру грешному. Надень-ка на него крест свой. – Маша, скривившись от брезгливости, надела крест на Ивана. В этот же миг тело Тени засветилось неземным пламенем, превратившись в светящийся шар и, на глазах изумленной публики, медленно направилось к телу Ивана. Аккуратно, как бы боясь ему навредить, светящийся шар начал проникать в тело покойника через рот. И, когда свет от него исчез, покойник начал подниматься из гроба! В страхе Глеб схватил лопату и замахнулся! Покойник открыл глаза, которые горели, как у Тени ярким изумрудным светом, повернулся к Глебу, пристально на него посмотрел, и…рухнул обратно в горб! Тело его тут же рассыпалось в прах.

– Все! Теперь конец! – отец Варлаам облегченно перекрестился. Они заколотили гроб, засыпали его землей и снова водрузили над ним огромный камень.

– Стоять тебе вовек, не шелохнуться! Спи спокойно, грешная душа. А ты, Глебушка, забери книжицу, потом решим, что с ней делать, – Варлаам перекрестил могилу, перекрестился сам, и они пошагали прочь от зловещего места. По дороге домой они вспомнили про бабушек.

– Это чудовище их растерзало, – со слезами на глазах промолвила Маша. – Бедные, бедные наши бабушки! Они столько перетерпели, перенесли! И такая страшная смерть! Они ее не заслужили!

– У каждого свой крест, Машенька. Вот ты, к примеру, поняла, какова сила креста – она же сила Христова. Нет ничего сильней ее. Вот и тебя, бездыханную, она вернула к жизни. А бабушки… что ж, отпоем, как положено, похороним, как людей. Они прожили хорошую жизнь, воспитали правильных детей и внуков своих. Не плачьте по ним, они прожили достойную и длинную жизнь.

Начало светать и вдали появился знакомый дом. Нехороший дом. Черный. Свет в нем не горел. Они шли и знали, что найдут в нем. Каждый представлял эту сцену по-своему. Оторванные головы, кровь на стенах, конечности, разбросанные по комнате…

– Вы, дети, наверное, постойте тут, я пока сам погляжу. Не стоит вам на это смотреть, – с этими словами отец Варлаам осторожно вошел в комнату. Темно. В сенях зажег свечу. Огляделся. Слава Богу, не та картина, которую он себе рисовал. Ну, и на том спасибо. Вошел в комнату. При тусклом свете свечи перед ним возникла странная картина. Все вещи были на месте, а на полу, возле печи, лежали тела Ефросиньи и Евгении.

– Охохо, – вздохнул Варлаам и подошел к убиенным. Нагнулся, посмотрел на Ефросинью. Как живая. Перекрестился… и тут, Евгения, лежавшая рядом, пошевелилась. Варлаам кинулся к ней.

– Кирилловна! Ты жива? – Та открыла глаза, тяжело вздохнула и, как после сна, мутным взглядом посмотрела на священника.

– Аааа, это ты, отче! – она попыталась пошевелиться, но что-то ей мешало. – Развяжи, что ли, а то все тело затекло, словно камень. – Варлаам не верил своим глазам, перевернул Евгению, у которой были за спиной завязаны руки, и начал быстро развязывать мудреный узел.