Тень

– Единственное, что ты должна, милейшее создание, – он ласково коснулся пальцами ее щеки, – это быть самой собой. Чувствовать то, что чувствуешь. И делать то, что чувствуешь. Как бы и кем бы оно ни называлось. Смыслы врут, притворяются и переигрывают, как бесталанные актеры…

– Но разве не врут чувства? – прошептала в ответ она, в очередной раз задыхаясь от его близости, от необъяснимой притягательности его необычных, слегка гротескных черт.

– Чувства не врут, они заблуждаются… Они всегда честны в своем заблуждении и прозрении. Оттого и невинны. Будь со своими чувствами, прошу, так будет проще для всех. И… – На короткий миг он опустил глаза, будто колючая крупица сомнения все же царапала его сердце. Подозрения, что собеседница его не та, какой он видит ее. Не способна понять. Пройти открытой перед нею дорогой. И все же Карлай продолжил, столь же нежно и проникновенно: – В правде, какой бы она ни была, гораздо больше любви, чем во лжи, какой бы она ни была. А еще так много любви в том, чтобы выдержать правду…

Уне, подавшейся к нему вперед, слышащей уже практически только грохот собственного сердца, хотелось закричать «Я та! Я буду той! Верь в меня, как веришь сейчас. Я хочу стать ею!». Но она лишь выдавила:

– Обещаю…

…уверенная, что пока не способна и день соблюсти собственное обещание.

В ответ он легко коснулся ее губ. И еще раз, будто пробуя это обещание на вкус. И прошептал, словно ощутив, как оно горчит:

– У тебя есть время. Столько, сколько нужно.

Вечерело. Хигер, бородатый неразговорчивый мажордом, уже зажег несколько ламп, чтобы новая хозяйка могла продолжить читать в гостиной. В поместье было тихо и почему-то холодно. Будто холод специально сгущался вокруг нее, как слетаются москиты, учуяв теплую кровь. Уна даже хотела попросить развести огонь в камине, но не успела. В дверях возник Лесэн. Вне ожидаемого – одетый в полный уличный костюм, вплоть до шелкового шейного платка. В таком виде он напомнил Уне-Жанел детские кубики, неверно собрав которые, можно приладить к рыбьей голове птичье оперенье.

Заканчивая абсурдный образ, когтистая лапа Лесэна сжимала надкусанный румяный фрукт.

– Карлай просит вас составить нам компанию на одной важной встрече сегодня.

Голос рисы показался девушке таким же промерзшим, как чужая гостиная. «Составить нам компанию…» – мысленно фыркнула она. Но кивнула и попросила немного времени привести себя в порядок.

Экипаж ждал их у главного входа. Колеса поблескивали свежей позолотой. Занавески на окнах – шелковым шитьем. Этот подчеркнутый лоск насторожил Уну.

– Что за встреча? – поинтересовалась она, принимая протянутую тенью руку, прежде чем встать на подножку. Кожа Лесэна оказалась неприятно холодной, но при этом мягкой и гладкой, какая бывает разве что у младенцев.

– Партия в «Мосты», – хмыкнул юноша. А потом добавил: – С губернатором.

Девушка чуть не промахнулась мимо подножки.

– Смелее, госпожа Онри, – поддержал ее риса. – Учитывая, как вы ко мне относитесь, сегодняшний вечер придется вам по вкусу.

Он уселся напротив, экипаж тронулся, а время остановилось.

Уна-Жанел украдкой взглянула на спутника. Риса смахнул шелковым платком испарину со лба. Девушке показалось, что золоченые коготки ее спутника подрагивают. Она задумалась – списать происходящее на дурное самочувствие, предстоящее мероприятие или на то, что они остались наедине? Последнее заставило ее решиться.

– Желая избежать некоторой неловкости в будущем, – нарушила она тишину, – я хотела бы сказать, что мои чувства к твоему хозяину принадлежат только ему. Но это не значит, что к тебе я отношусь плохо.

Лесэн повернулся. В его взгляде начиналась гроза.

– Нет никакой неловкости в том, чтобы называть вещи своими именами, но если продолжить играть в вашу игру, госпожа Онри, то главное, чтобы эти чувства охватывали его полностью, а не по частям, – риса говорил, и его синие губы нет-нет да и обнажали звериные клыки. Заметно длиннее, чем у людей. И слова казались такими же гладкими, но острыми, как зубы. – Скажем… Что если бы в прошлом ваш супруг потерял ногу и вместо нее опирался на холодный, но весьма функциональный протез?

Уна закипала тоже.

– Знаешь, – стараясь копировать его интонацию, ответила она, – даже если обвешать этот протез золотыми побрякушками, я вряд ли смогу полюбить его.

И Лесэн взорвался:

– Вы не должны любить протез, вы должны любить его хозяина! Таким, какой он есть! Вместе со всеми достоинствами и изъянами. Вместе с уродливыми шрамами! Потому что это не только уродство! Это его история! История поражений и побед! Побед над злом! Над равнодушием, жадностью и тщеславием! У большинства из нас есть такие шрамы. У кого-то на коже, у кого-то под ней. Мы стараемся любить вас вместе с вашей историей. Вы же изволите срезать потемневший бочок, которым плод ударился о землю, падая с ветки.

– Потому что плод от этого гниет… – процедила сквозь зубы девушка.

– Иногда, – пожал плечами юноша, с явным трудом снова натягивая игриво-равнодушную маску. – А иногда это делает его только сочнее.