Тень

На лицевой стороне открытки был изображен котенок, сидящий на розовой шелковой подушке. Он взял из ящика стола ключ от гардеробной и бросил открытку в коробку с читательскими письмами.

Разумеется, он не пойдет ни в какой «Принц». Но назойливость Халины мешала сосредоточиться. Любой его шаг будет означать, что он идет ей навстречу. Окружающие Акселя люди всегда точно исполняли его указания. Он давно к этому привык и знал, что делать, когда что-то не срабатывает. Но спонтанность Халины ставила его в тупик. Халина занимала его мысли, тем самым получая власть, которую никто ей не давал. Это невыносимо. Он уже сейчас не в состоянии это терпеть.

Дождь не прекращался. В новостях сообщили о рекордном количестве осадков. Никогда раньше в Свеаланде не шли такие продолжительные дожди.

Позвонили из издательства, сказали, что хотят встретиться. Готовилось переиздание нескольких его старых книг, и пришел черед выбирать обложки. Он неохотно оставил кабинет и поехал в центр на такси. Надо просить выдать аванс, а это всегда унизительно. Алиса пока ничего не знает, но причина для беспокойства уже есть. Если в ближайшее время он не напишет ничего нового, ситуация с деньгами станет критической.

В редакции Рагнерфельдту предложили кофе и булочки, и только в конце разговора издатель осторожно поинтересовался, как обстоят дела с новой книгой. Аксель соврал, что хорошо. Возможно, к весне он закончит роман. Он тут же раскаялся в своей лжи. Но его просьбу об авансе удовлетворили.

Когда Аксель вышел на улицу, дождь наконец прекратился. Стоя у входных дверей, он подумал, не прогуляться ли до метро Слуссен. И уже собрался идти, когда почувствовал на плече чью-то руку. Сигаретный дым, или интуиция, или подспудное ожидание. Еще не оглянувшись, он уже знал, кто это. Она улыбалась. Он забыл все, что собирался сказать. И не мог выдавить из себя ни слова.

Рагнерфельдту очень не нравилось все происходящее, не нравилось, что ситуация выходит из-под контроля. Записка Халины, найденная Гердой в кармане его пальто, была попыткой вмешательства в его жизнь, а дни, проведенные в ожидании новых выходок этой женщины, превратились в одну сплошную муку. Халина выбросила сигарету и попыталась обнять его. Он уклонился, сделав шаг назад.

— Послушай, Халина, я…

— Тсс.

Она прижала палец к его губам, что окончательно вывело его из себя.

— Я только посмотрю на тебя немного.

Он почувствовал запах табака. Убрал ее руку со своего лица, стряхнул, словно хотел избавиться от чего-то неприятного. Ее улыбка исчезла так же внезапно, как появилась она сама.

— Что случилось? Почему ты так странно себя ведешь?

Из издательства вышли двое мужчин. Одного Аксель знал и кивнул ему, стараясь держаться как можно более непринужденно. Халина не спускала с него глаз. Словно оценивала новую ситуацию. Потом, порывшись в сумке, вытащила новую сигарету, закурила и быстро выпустила дым.

— По-моему, это мне нужно обижаться. Знаешь, сколько времени я ждала тебя в «Принце»?

— Я не говорил, что приду.

— Нет. Но ты мог бы найти время позвонить в ресторан и сказать, что тебе что-то помешало. Это избавило бы меня от неудобства.

Несмотря на обиду, Халина говорила примирительным тоном.

— Халина, я не знаю, на что ты рассчитывала, но ты не должна искать встреч со мной, ты же знаешь, что я женат.

Она фыркнула.

— В Вестеросе все выглядело иначе.

— Да, я понимаю, получилось глупо. Но я думал, все это подразумевает, что… все это случилось только… только тогда…

— Когда тебе захотелось немного потрахаться?

Аксель закрыл глаза и заслонил лицо рукой.

Ситуация абсурдная, и, несмотря на весь свой писательский опыт, он не может подобрать в ответ нужные слова. Сорока восьми лет от роду он стоит посреди улицы и пытается порвать отношения, которые никогда не собирался начинать. В надежде хоть как-то объясниться он всплеснул руками и начал жестикулировать.

— Прости, если я заставил тебя подумать, что между нами что-то возможно, пожалуйста, прости. Обычно я никогда так не поступаю, просто так получилось. Я думал, мы оба понимаем, что повторение невозможно. У меня семья, дети, и я… Я на самом деле прошу у тебя прощение.

Она улыбалась, но теперь по-другому.

— То есть, по-твоему, это все, да?

— К сожалению, да.

Она усмехнулась беззвучно.

— То есть ты, Аксель Рагнерфельдт, высоколобый писатель, полагаешь, что мною можно слегка попользоваться, а потом выбросить, как старое полотенце?

— Халина, пожалуйста.

Он смотрел умоляюще, но она только покачала головой:

— Как же я могла быть такой дурой?

Ему вдруг показалось, что он разговаривает с ребенком.

— Халина, пожалуйста, я искренне прошу прощение за все, что произошло. Давай попробуем расстаться друзьями, ведь это возможно?

Она затянулась сигаретой.

— Знаешь, что я делаю, когда сержусь на себя?

Он вздохнул:

— Ну почему мы не можем…

— Вот что я делаю, когда сержусь на себя.

Она протянула вперед руку. Он не успел понять, что происходит. Горящая сигарета, прижатая к ее запястью, погасла с шипящим звуком. Схватив Халину за руку, он с ужасом смотрел на кроваво-черный след.

— Ты с ума сошла?