Тень

Витя сделал еще глоток. И еще. Он зашел на крыльцо и поставил пустую бутылку у двери. Вошел в дом и начал раздеваться. По его телу успела прокатиться волна водочного жара, и Вите хотелось поскорее отделаться от душившей его одежды. Он сел в кресло, включил радио и задремал. Степа тихо спустился в кухню поужинать. Он знал, что когда отец отключается, то у него есть минимум час совершенно спокойной жизни. А когда он очухается, то Степа будет уже в своей комнате за закрытой дверью. Несмотря на то что Витя его никогда больше не бил, Степа не доверял отцу и предпочитал всегда запирать дверь своей комнаты на замок. За окном быстро стемнело. Ветер ревел так, что Степе даже стало страшно. Он подошел к печке и подбросил еще дров. И еще. Пусть дома будет очень и очень жарко. Пусть мороз знает, что Степа его не боится.

Витя зашевелился во сне. Видимо, Степа все-таки переборщил с дровами, потому что отец весь покрылся испариной.

– Ду-у-ушно мне, – замычал Витя. – Душно, бля.

Он сел. Стеклянными глазами посмотрел на сына, потом перевел взгляд на стол, где стояла вторая, еще только початая бутылка. Витя на негнущихся ногах дошел до стола и взял бутылку. Ему хотелось пить и не хотелось наливать. Он запрокинул голову и стал жадно хлебать водку из горла. Степа замер с занесенной ко рту вилкой. Сейчас главное – сидеть тихо и не отсвечивать. Еще немного, и Витя опять уснет. Допивши бутылку, он сел за стол. Водка ударила ему в голову быстрее, чем он ожидал: он хотел дойти до дивана хотя бы. Видимо, из-за жары. Он опять поглядел на сына, попытался сосредоточиться, потом харкнул на пол.

– Ты зачем так натопил, а? Ты, что ль, за дровами пойдешь в следующий раз?

Витя хотел сказать именно это, но вышло что-то вроде: «Ты потил, вами в следующий аз буш». Язык категорически отказывался слушаться, и он решил, что наорет на сына утром. Он опять встал.

– Пйдупссу.

Глядя на шатающегося отца в трусах, Степа встал и снял с вешалки его ватник. Даже если «поссу» предполагало «с крыльца», в трусах в такую погоду выходить не стоило. Витя мутно посмотрел на ватник.

– Ты че, мне не холодно! Я мужик, блять! Мужикам не холодно!

Пошатываясь, он двинулся в сторону двери. Степа пожал плечами и повесил ватник обратно на крючок.

– Я мужик, блять, а ты – слабак. Чурка, блять, неговорящая. Такой же слабак, как и мамка твоя.

Витя распахнул дверь, и морозный ветер ударил ему в лицо тысячей снежных иголок. За его спиной у Степы сжались кулаки, и на глазах выступили слезы.

– Мужик! Мужикам никакой холод не страшен!