Тень

Игорь Валерьевич снисходительно улыбнулся.

– Наивный мальчишка. Ты просто не понимаешь…

– Чего я, бля, не понимаю? Что мой отец решил стать новым Геростратом? Уничтожить город? Чтобы что? Чтобы он Наполеону не достался? Тебя лечить надо!

Улыбка сползла с лица Воробьева, уступив место холодной ярости. От слов Антона он дернулся так, будто сын его только что ударил.

– Уничтожить? Дурак. Дурак! Я войду в историю как человек, который восстановил город после страшной трагедии!

Игорь Валерьевич не обращал внимания на вооруженного Степу и наставленный на него автомат. Он вышел из-за стола и вплотную подошел к Антону.

– Через несколько дней, когда пожар закончится и город догорит, я объявлю о том, что моя корпорация за свой счет восстановит все! Дома станут лучше и красивее! Я верну все, как было, только лучше и новее! Не будет больше никакого старья, никаких ветхих дворцов и облезлых церквей, никакого мусора! Никаких пробок! Только прямые широкие улицы! Все будет лучшим! И это будет мой дар городу и людям. Я войду в историю как человек, который построил Москву! Как второй основатель этого города!

Казалось, Игорь Валерьевич даже стал выше, произнося свой вдохновенный монолог. Он упивался своими словами, не видя, какую реакцию они вызывают у стоявших перед ним людей. Пораженные громом, они стояли и смотрели на него со смесью ужаса и восхищения.

Погруженные в разговоры, они не заметили, как в комнате стала сгущаться мгла. Как сначала по углам заплясали густые тени, а потом и за окном, по всему большому залу темнота сгустилась и стала осязаемой…

Тренькнул об пол осколок оконного стекла, который ветром выдуло из разбитой секции. Игорь Валерьевич обернулся.

* * *

Царь нежитей лениво сползал сначала со шпиля здания, потом с крыши, растягивая удовольствие и упиваясь ощущением нарастающей свободы. Ему не было дела до людских отношений, они все равно все сгорят, эти бессмысленные людишки. Но ему было любопытно.

Он постепенно тихо проник в комнату, опутав весь последний этаж собой как плотным черным коконом и с интересом слушал разговор…

Слова Воробьева потрясали его. То человеческое, что все еще оставалось в Игоре Валерьевиче удивительным образом, ускользнуло от царя нежитей. Ведь нежити были функцией, порождением города, а не самостоятельными существами, они понимали простые чувства и инстинкты, но сложные чувства, те самые чувства, которые и отличают людей от животных, были им неподвластны. Царь был уверен, что его человеком движет голод и ярость, что он станет союзником и вместе они уничтожат город. Но построить заново… Весь его план, все его мечты о свободе, все пойдет прахом, если он не остановит этого человека.

Игорь Валерьевич обернулся на звук разбитого стекла. Он хотел что-то сказать еще, но царь протянул в комнату свою толстую черную щупальцу и одним движением выбросил Игоря Валерьевича в красивое панорамное окно.

* * *

– Давай, Уве, давай, родненький, поднажми!

Фомич вошел во вкус. После того как они с отцом Мафусаилом разбудили Уве и вместе вытащили самолет из крыши церкви, что оказалось значительно проще, чем могло бы показаться на первый взгляд, ведь все трое участников этой операции давно умерли, а значит, могли поднять и дотащить больше веса, чем живые. Сразу после этого Фомич вдруг почувствовал прилив сил. Они легко взлетели, Уве не зря учился на пилота, и вот сейчас обходили летающую пожарную машину, на которую начали карабкаться нежити. Фомич в предвкушении схватился за гашетку пулемета. Не то чтобы это будет простой задачей – сбить движущиеся мишени на летящем самолете, не попав в этот самый самолет, но он готов был попробовать.

Так же, как и в первый раз, нежити прыгнули на самолет с крыши, но в этот момент, послушав доносившиеся из рации вопли Фомича, Алим начал поднимать машину, и теперь нежити странной цепочкой болтались под брюхом у гигантского БПЕ-200. Уве развернул «Хенкель», и Фомич открыл огонь.

Цепочка нежитей дернулась, и три нижних рухнули на горящий город. Но зато выжившие как обезьяны начали карабкаться наверх: самый нижний залезал по своим собратьям на крыло, потом следующий за ним, пока на фюзеляже самолета не оказались все пятеро. И снова один из них бросился к двигателю, но не добежал – Фомич выстрелил с ювелирной точностью и все равно попал в самолет.

– Бляха-муха! Уве, ближе, ближе подлетай! Я прыгну. Не справиться тут пулеметом, я ж сам случайно самолет сбить могу!

* * *

Вообще-то это был как раз тот момент, когда Степе стоило бы среагировать с молниеносной быстротой, использовать свой новый дар и свои сверхспособности, но он замешкался. Слишком велико было его удивление, которое быстро сменилось ужасом. Степа разумом понимал, что вообще-то ему не положено испытывать никаких эмоций, Фомич ему это подробно объяснил, но он же объяснил и про «инерцию жизни». Нельзя просто взять и выключить свои чувства, телу, раз уж ему не дают спокойно лежать в земле и разлагаться, требуется некоторое время на адаптацию. Так что Степа с искренним ужасом смотрел на существо, которое медленно вползало в разбитое окно.