Ирина изучающим взглядом посмотрела на собеседника. Поймёт ли он её, если вот так, сразу, взять и открыться незнакомому человеку? Можно сказать, первому встречному поведать о своей болезни, поведать о том, как терзают душу думы о Терентии. Стоит ли довериться, не захлестнут ли волны сочувствия Надежды Викторовны? Не повторится ли та ненужная фальшь, которую она наблюдала в Москве? Нужно ли это?
Поколебавшись, Ирина ответила коротко:
— Нет, я не в отпуске, мне можно не завидовать.
— Понятно, понятно, — машинально проговорил Старостин и кивнул.
— Мы с Ильёй Михайловичем и не припомним, когда в последний раз отдыхали в это чудесное время, — ловко орудуя иголкой, включилась в разговор Надежда Викторовна. — Последние годы — только поздней осенью, да зимой.
— Что, правда, то, правда, — с сожалением подтвердил Старостин.
— Мои рыболовные снасти уже очень давно пылятся в кладовке, и вкус настоящей ухи мне только снится.
— Ну, вот, заштопала кое-как. Надеюсь, доедешь до дома как-нибудь, и не будешь шокировать людей своим видом.
Произнесённые слова означали, что работа закончена, и супруги больше не станут доставлять неудобства Ирине. И тут обжигающей молнией её пронзила мысль: понравившаяся чета Старостиных сейчас встанет и уйдёт, уйдёт навсегда и останется лишь в воспоминаниях, а она, Ирина Ларионова, опять будет пребывать в одиночестве с многочисленными проблемами. Сердце сжалось в тоске.
— Можно я прогуляюсь вместе с вами? — тихо спросила Ирина, вставая, и умоляюще взглянула на Надежду Викторовну.
Илья Михайлович опередил супругу и выпалил мгновенно:
— Вы феномен, Ирочка! Вы читаете мои мысли! Я только подумал, а вы уже озвучили мою мысль. Наденька, ты готова провести остаток дня с этой очаровательной девушкой?
— Мне будет очень приятно, — без тени сомнения ответила Надежда Викторовна. — Знаете, Ирина, у нас с Илюшей сегодня знаменательное событие — тридцать лет со дня знакомства, и мне хотелось бы, выражаясь языком нашей дочери, раскрутить его на полную катушку.
— Я вас поздравляю, — глаза Ирины полыхнули радостью. — Это так здорово, так замечательно — быть вместе тридцать лет!
Старостина охватило давно забытое чувство нежности к Ирине, такое же, какое он испытывал к дочери Марине. Очень жаль, что её нет вместе с ними. Последний раз они гуляли с дочерью по этой набережной пять лет назад, перед самым её отъездом в Штаты. Марина вышла замуж за американца и осталась жить в Калифорнии. Тот день тоже был солнечный, безветренный.
Все трое медленно двинулись в сторону синевшего вдалеке здания речного вокзала.
— А у меня сегодня тоже особенный день, — неожиданно весело сообщила Ирина. — В шесть утра мне исполнилось тридцать два года, вот.
— Неужели? — удивился Старостин и как-то загадочно посмотрел на жену.
Ирина не видела, как Надежда Викторовна подмигнула мужу.
— Да, представьте какое совпадение.
— Тогда у меня есть предложение, — тоном заговорщика произнёс Илья Михайлович. — И думаю, вам оно понравится.
Он захлопал в ладоши, и чуть было не пустился в пляс, но под укоризненным взглядом супруги остановился.
— Говори, не томи.
— Предлагаю отметить эти оба знаменательных события на палубе прогулочного пароходика! — торжественно объявил Илья Михайлович.
— Ну, как, принимается?
— Ирина, вы согласны? — озабоченно осведомилась Надежда Викторовна, а в глазах её вопрос читался по-другому: «Вы выдержите такую прогулку?»
— Если честно — я давно мечтала прокатиться на речном трамвайчике.
— Что же вам мешало это сделать? — поинтересовался Старостин.
— Да как-то всё не получалось, ведь я давно уже превратилась в москвичку, а здесь бываю только наездами.
— Вы живёте в Москве? — удивилась Надежда Викторовна.
— С семнадцати лет, когда поступила в институт на биологический. После окончания получила распределение в столице.
— Стало быть, вы биолог? — задал глупый вопрос Старостин и сконфузился.
Ирина заслонила ладонью лицо от солнца, отыскала глазами что-то за рекой и долго вглядывалась туда. Потом повернулась к Илье Михайловичу и задумчиво проговорила:
— Точнее сказать, была биологом.
— Это почему же — была?
— Потому что две недели назад уволилась с работы и вряд ли когда-нибудь вернусь к трудовой деятельности.
— Вас дисквалифицировали, и вы обиделись на руководителя?
— Нет, руководитель у нас замечательный и коллектив дружный. Ко мне относились очень хорошо, причина не в этом.
Весь вид Ирины говорил о серьёзности ситуации.
— Тогда в чём же дело? — задал вопрос Илья Михайлович, словно не догадывался об истинной причине увольнения.
— У меня очень редкое заболевание крови, не лейкоз, как предполагалось вначале. Пересадка костного мозга не оградит от летального исхода.
— Боже ты мой, — сокрушённо выдавила из себя Надежда Викторовна. — Намучилась, наверное, бедняжка, настрадалась? Что ж теперь делать?
Ирина замедлила шаг, заглянула в глаза женщине и уверенно заявила:
— А я умирать не собираюсь!
— Ирочка, вы не так меня поняли, — извиняющимся тоном сказала Надежда Викторовна.