— Инопланетные технологии позволяют совершать и не такие чудеса. Всё дело в исключительном потенциале психической энергии, — пояснил Кедров. — Конечно, я очень рисковал, решившись на такой эксперимент, — продолжил Алексей. — Если утратить полярность, атомы окажутся за пределами действия сил сцепления и тогда их уже просто не вернуть. Мне было бы суждено остаться без физического тела.
Старостин со страхом смотрел на Кедрова, будто сам совершил невероятное перемещение по кварко-глюонным цепям. Испуганно спросил:
— Ты мог умереть?!
— Я же сказал: мог остаться без физического тела. Сознание не умирает, оно вечно.
— Ты говоришь с такой лёгкостью, словно тело для тебя, что-то вроде скафандра, — с ужасом отметил Илья Михайлович.
Профессора потрясли слова Кедрова. Полученная информация не укладывалась в его голове. Смерть, которой боится любой человек, похоже, не пугала больше бывшего помощника. Он стал воспринимать её совсем иначе!
Алексей решил не вступать в полемику. На лице Старостина он видел испуг. Интуиция подсказывала: доверять профессору больше нельзя, сегодняшняя встреча должна стать последней, дискуссия о жизни и смерти бессмысленна.
— Давайте перейдём к делу, — требовательно предложил Кедров и без промедления спросил:
— Как идёт работа над Книгой?
Илья Михайлович не успел отойти от шока окончательно, но способность соображать осмысленно к нему вернулась.
— Видишь ли, Алексей Васильевич, — потупившись, пробормотал он, — на результате моей работы сказывается отсутствие писательского опыта, поэтому продвижение вперёд идёт не так быстро, как хотелось. Мне до сих пор не удаётся отыскать стержень сюжета, к которому я крепил бы все библейские истории.
Кедров слушал внимательно, не перебивал. В словах профессора он безошибочно определил фальшь.
— Информация от тебя поступала в очень больших объёмах, обрабатывать её я просто не успевал. Пришлось завести специальную тетрадь, чтобы записывать детали, — торопливо продолжил Старостин, не поднимая глаз.
— Мне кажется, вы что-то срываете от меня, — медленно произнёс Алексей. — Скажите откровенно, в чём дело?
— Нет-нет, что ты, — засуетился Илья Михайлович и с тревогой взглянул на Кедрова. Потом, потемнев лицом, признался:
— Впрочем, да, я… всё рассказал Наденьке. Прости, Алексей Васильевич, не смог устоять перед её натиском.
— Не устоял, говоришь? А может, всё было иначе? Мог бес попутать, например.
— Не издевайся, мне и без того тошно. В общем, не шла работа, почему-то. Словно какое-то могущество господствовало над моим разумом и препятствовало продвижению вперёд. Крепился я, как мог, уединялся в кабинете. Стал раздражительным, постоянно кричал на Наденьку, чтобы не вмешивалась в мои дела. В конце — концов, нарвался на ультиматум: либо я рассказываю всё, как есть, либо она ведёт меня к психиатру. Пришлось выложить всё начистоту. Я ведь не сотрудник разведки, чтобы скрывать от жены свою деятельность, правда?
Последние слова были сказаны профессором с явным расчётом на сочувствие.
Кедров с брезгливой жалостью посмотрел на пресмыкающегося перед ним Старостина и спросил:
— Вы обращались за помощью? К кому?
— Я нанёс визит профессору Авелю. — Илья Михайлович понуро опустил голову и обхватил её обеими руками. Он вспомнил про способности Алексея читать мысли и понял, что запираться не имеет смысла.
— Кто такой?
— Разве ты не слышал о нём?
— Не приходилось.
— Доктор философии, историк, прорицатель и потомок известного российского монаха Авеля. В настоящее время находится на пенсии.
— О чём вы его просили?
— Предложил поработать совместно над Книгой.
— И Авель, конечно же, отказался.
— В категоричной форме.
— Чем он мотивировал свой отказ?
— К моему удивлению, научная деятельность Авеля не отразилась на его религиозных убеждениях. Он оказался набожным человеком и заявил: Библия является культурным памятником и не нуждается в замене. Священное Писание так же вечно, как и весь мир. Каждого, кто посмеет глумиться над ним, ожидает страшная кара Бога.
— Ладно, достаточно. Мне всё стало понятно. Не буду допытываться о том, что вы еще наговорили Авелю, но, думаю, разговор с Надеждой Викторовной — сущий пустяк по сравнению с откровениями у прорицателя. Не так ли?
— Прости, Алексей Васильевич, но твоё задание невыполнимо в одиночку, мне действительно нужен помощник.
— К сожалению, Илья Михайлович, вынужден констатировать, что вы не оправдали моих надежд. Неужели трудно было догадаться, что все ваши мучения — это всего лишь испытания, ниспосланные свыше. Через терзания шла выработка положительной энергии, которой вам не хватало для озарения. Я намеренно не тревожил вас в этот период.
— Но я… — с жаром заговорил Старостин, намереваясь заверить Алексея, что всё произошло непроизвольно, по чистой случайности, и он сильно раскаивается, что нарушил обет молчания, и тут же осекся, увидев его глаза. Они светились незнакомым ужасающим огнём. Зрачки неимоверно расширились, словно открывая вход в неведомую бездну. Обвинительный вердикт читался без слов.