Тень Галена

Они верили и отвергали. Они признавали и отрицали. Они спорили, и соглашались. Размышляли, любили и ненавидели.

Полные ярких идей и свежих взглядов — они жили! Посреди искусных мраморных сводов, портиков и колонн — накал идей, казалось, можно было сравнить лишь с раскаленным жаром высокого, александрийского солнца. И посреди больших имен, течений и идей, спор за спором, схватка за схваткой — в бурных риторических поединках мощно билось сердце Мусейона.

То была великая эпоха!

***

Вскоре я узнал, что интересы Галена раскинулись куда шире, чем медицина и философия.

В один из дней, освободившись от собственных трудов раньше обычного, он показал мне настоящие чудеса, создателем которых был умерший менее века назад, но уже при жизни ставший легендой Герон Александрийский. Один из величайших инженеров, каких знало за свою историю человечество, он успел поработать и на интересы граждан и на римскую армию, создавая для непобедимых легионов[36] чудовищные машины.

Сложно было бы переоценить, насколько идеи таких великих людей помогли Риму неудержимым катком пройтись по всему известному миру, беспредельно расширив границы Империи, первый правитель которой — Август — заповедовал границ не иметь вовсе.

Я никогда не считал себя юношей впечатлительным, или лишенным красок фантазии, но вы только представьте себе удивление, какое может охватить человека, узревшего как тяжелые каменные двери, с надсадным скрипом могут расходиться в стороны, сами по себе, словно по велению входящего? Я все пытался заглянуть внутрь щелей, ожидая, возможно, увидеть мускулистых рабов, спрятавшихся под землей и приводящих в движение весь хитрый механизм. Но тщетно! Чудовищно тяжёлые врата действительно открывались сами по себе, вызывая изумление публики. Я стоял, открыв рот и пытаясь хоть что-то придумать в объяснение этому чуду, а Гален от души хохотал над моими потугами.

Я ничего не понимал в механике.

Здесь был и волшебный ящик, способный выдавать освещенную воду, если бросить в него монетку. Я слышал, что множество таких расставили в храмах и, экономя на оплате мелких торговцев, жрецы сколотили немалые состояния, пользуясь умом и находчивостью Герона. Хотя сам способ оказался весьма прост — брошенная монетка падала на небольшую платформу и тяжестью своей на время открывала заслонку, просунув руку в которую уже не трудно было взять оплаченный мгновением раньше товар.

Одной из самых запомнившихся мне диковинок явился также огромный бронзовый шар, быстро вращаемый силой струй водяного пара, которые валили из двух отходящих из его корпуса трубок. Ни я, ни даже Гален не знали, для чего это нужно, но выглядело очень впечатляюще. Наверное, только потомкам суждено будет придумать, где это подвижное чудовище из металла могло бы пригодиться и как послужить людям.

Гален же предпочитал более прикладные тематики — куда более его интересовала астрономия и он, как сам рассказывал, утомил не одного бывалого капитана своими бесчисленными расспросами о звездах и созвездиях, а также нередко зарисовывал их и сам.

— Лучше всего звезды видны в пустыне — бесконечное небесное полотно, усеянное огнями — мечтательно вспоминал он. — Главное, Квинт, не смей путать астрономию с астрологией! Нет большего оскорбления! Египтяне обожают эту блудную дочь настоящей науки, да и вообще редкий званый вечер проходит без гаданий и прочей чепухи. И никого, Квинт, решительно никого не смущает, что предсказания совпадают с результатами, быть может, даже реже, чем просто случайно! О чем они только думают? Где их тяга к рассудительности? — возмущался Гален.

— Давай-ка я лучше познакомлю тебя с Клавдием Птолемеем — этот знаток музыки, оптики и математики объяснит тебе любые, самые удивительные механизмы Герона. Но сразу следом запутает собственными теоремами — хохотнул Гален.

— Я слышал также, что у него есть карта, где нарисован мир во всей его полноте. Представляешь? Уверен, есть страны, Квинт, о которых ты даже и не слышал! Рекомендую и настоятельно, невежество всякого рода необходимо жестоко устранять учением!

— А еще обязательно познакомься с трудами Аристарха Самосского! Этот блестящий муж убедительно показал, что и Земля наша и другие планеты, какие мы видим на небосводе, вращаются вокруг Солнца. Даже пытался вычислить их размеры и расстояние от нас, но в том пока немало трудностей.

Геодезия, оптика и математика не давались мне совсем, а мой учитель напротив, проявлял в них настолько впечатляющие успехи, что окружающие ученые никак не могли понять, отчего бы ему не сделаться исследователям здесь, в точных науках. А не на зыбкой почве медицины, которую иные вообще путают с магией и не признают за достойное благородного человека занятие.