Тень Галена

— Я рыдал и выл. Я стирал себе кожу камнями и инструментами, бессильно пытаясь раздавить этих червей. Но ничего не помогало! Скоро приятели и друзья прогнали меня вон, опасаясь, что это может быть заразно. Мои родные, моя семья и мой отец — я видел, как нелегко им это дается. Однако, скрепя сердца, они тоже отвернулись и отреклись от меня. Со мной перестали общаться все, кого я знал. Многие угрожали прогнать из города, если я добровольно не удалюсь. А то и убить, на всякий случай.

— Было ясно — боги наложили на меня могучее проклятие. И никто не хотел стоять на их пути. Им казалось совершенно разумным даже не приближаться к тому, кто проклят, опасаясь оскорбить богов и навлечь на свою голову не менее страшные кары — продолжал свой необычный рассказ Гай.

— Скоро на меня махнули рукой и врачи. За ними — жрецы. И даже тяжелый мешок с золотыми монетами, что напоследок щедро выдал мне отец, стараясь не смотреть в глаза, когда просил покинуть родной дом — уже не помогал мне сыскать их внимания. Меня боялись, меня ненавидели, на мои страдания не хотели смотреть. Я был им и укором совести и пугалом. Деньги оказались бессильны.

— Боги прокляли тебя! Тебя прокляли сами боги! Убирайся! Убирайся! — слышал я со всех сторон, — голос Гая дрожал, он горько вспоминал пережитый страх, сдерживая слезы.

— Обезумев, я пробовал достать червей с помощью ножа. Но они лишь распадались на части, едва мне удавалось разрезать кожу там, где я ловил их движение и пытался ухватить. Словно насмехаясь над тщетой моих усилий. Моя кожа зудела все сильнее, кровь ручьями лилась, когда я невольно повреждал себе жилы.

Гай приподнял тунику и показал мне мускулистые ноги — кожа была исполосована свежими багровыми шрамами, словно его долго и часто стегали кнутом.

— И так по всему телу, по всему! — весомо добавил крепкий смотритель.

На моем лице, вероятно, мелькнула тень страха. Было жутко слушать его рассказ. А еще его было ужасно жаль. Подумать только! Преуспевающий, здоровый и молодой человек из благородной, состоятельной семьи, перед которым жизнь расстилает самые блестящие перспективы… в один миг стал прокаженным уродливым изгоем, обреченным на мучительную и позорную смерть за городом в какой-нибудь канаве.

— Да-да, мне тоже было страшно! Еще как! — Гай, вероятно, заметил всю палитру чувств на моем лице и продолжил.

— Ничего не получалось, не выходило! Совсем ничего. Незачем было жить дальше. И тогда я решил вскрыть себе вены, — смотритель выпрямился и изменился в лице. Его голос зазвучал решительно и твердо. — По крайней мере, это благородная смерть. А хорошая смерть много лучше дерьмовой жизни. Стояла такая жара…Я потерял много крови и, кажется, сознание покинуло меня. А едва пришел в себя — обнаружил, что прошло, должно быть, много часов, я лежу в канаве, а кровь давно свернулась и черными корками залепила мою рану. Я снова был здесь, в этом мире. И черви дальше поедали мою плоть. Казалось, сама смерть не захотела меня принять, испытывая омерзение.

Гай поморщился.

— Эти твари шныряли, копошились и ползали под моей кожей, изредка показывая слепые головы наружу. Прикасаясь, я мог даже чувствовать пальцами их упругие тонкие тела, представляешь?!

Его слова ранили, но представлял я лишь с трудом. И еще больших трудов мне стоили попытки не выдать отвращения, целиком охватившего меня. Гай все же заметил это и понимающе кивнул. Ему не в чем было меня винить.

— И тогда, я отправился сюда, к маяку, продолжил он, — я шел умирать! Я хотел умереть, покончить со всем этим! — высота маяка манила меня, завлекая разбить голову о булыжники и надежно отдать душу в Гадес без долгих страданий. Я ковылял, а люди вокруг испуганно сторонились, уступая мне дорогу к смерти. Либитина[40], в чьих ледяных объятиях заканчивается всякий земной путь, уже раскинула руки, встречая меня на дороге к вечности. Пока на этом пути не встал он. Он, который подошел и твердо преградил дорогу. Мельчайшие надрезы, невероятно тонкая работа и хитроумные инструменты. Медленно, медленно, он вытягивал червей из меня, накручивая на стилус. А длиной эти создания — проклятье богов — в три моих локтя, только представь! — Гай шумно выдохнул, вспоминая это зрелище.

— Белые, склизкие — они ползали под моей кожей и нельзя было спешить, чтобы не порвать их и не отравиться еще больше — так он мне объяснил.

— Ладно ноги и туловище — день за днем твой учитель чудом извлек их всех оттуда, но мое лицо! Мое бедное лицо! Оставшиеся мерзкие твари, казалось, укрылись в моей голове и копошились там, ползая в щеках и не желая высунуть слепую морду, чтобы их можно было ухватить. Обезображивать же себя множеством порезов Гален настрого запретил, сказав, что проще мне тогда уж довершить задуманное и сброситься с маяка, чем превращать свое лицо в безобразную кровавую маску с призрачными шансами на успех. Но надо спешить — черви могли повредить мои глаза.

Гай указал пальцами прямо на свои глазные яблоки.