Тень Галена

— Квинт — он римлянин — невозмутимо пробурчал привратник, не собираясь признавать ошибок. Ни любимцем муз, ни утонченным проводником по литературному наследию Ахмос, конечно, не был. Зато грозно выглядел и мог кулаками постоять за любую коллекцию свитков, если кто-то шумел или приходил в библиотеку с целями далекими от постижения мудрости предков. Так что невозможно было переоценить его прикладную полезность и местный хранитель его по-своему ценил, часто оставляя подежурить и удаляясь для полуденного сна.

Я успел подняться и, поспешно отряхивая тогу, сделал шаг навстречу внезапным гостям.

— Квинт Гельвий Транквилл — может быть смогу помочь чем-то? Последнее время я часто бываю тут, вдруг видел? Анатомия, вы сказали? — несколько сбивчиво представился и уточнил я.

Какое-то время он испытующе смотрел на меня. Тёмные, хорошо уложенные волосы, тонкие черты лица, широкие плечи. Его облик излучал уверенность, быть может даже горделивость, а лицо выдавало человека благородного. В одеждах я приметил дорогой шелк.

Было достаточно, чтобы понять — передо мной молодой патриций. Отпрыск какого-нибудь аристократического рода Александрии, а может и богатый наследник, прибывший из Рима.

— Элий Гален — протянул мне и пожал руку новый знакомый. Он был почти на голову выше меня, немного худощавый, но жилистый и крепкий. Судя по имени, кажется, грек. До меня донесся аромат дорогих благовоний, с нотами сандала и гвоздики.

Гален все также пристально разглядывал меня, и я слегка поежился под столь цепким взглядом. Впрочем, теперь он улыбался и выглядел вполне дружелюбно.

— А с какими медицинскими работами знаком? Надеюсь, ты не методист? — он прищурился.

Я никогда не погружался в медицинские изыскания и понятия не имел, о чем он спрашивает. Но в тот момент мне страстно захотелось щегольнуть и показаться толковее. А заодно, пусть и самую малость, оправдать слова Ахмоса, спутавшего меня с загадочным Квинтом из Рима.

Набравшись смелости я выпалил имя единственного врача, о каком мне доводилось раньше слышать — Гиппократа.

Гален удивленно поднял брови, поджал губы, словно сомневаясь или размышляя о чем-то и, мгновением позже, искренне просиял.

— Гиппократик? — как же мне радостно это слышать, юный друг! — уверяю, ты на истинном пути! Гиппократ, быть может, не объяснил многие вещи, зато он ничего не объяснил неверно!

Имя древнего врача будто бы раскололо незримую стену формальностей, которую, как я уверен, любой не раз ощущал, разговаривая с незнакомцем. И чем выше бывал его социальный статус — тем ощутимее казалась и стена.

Я замялся и хотел признаться, что вовсе не изучаю медицину и готов лишь помочь в поиске нужного свитка, но Гален уже возбужденно ухватил меня под локоть и, пылко разразившись тирадами, повел по коридору на глазах у изумленного Ахмоса и пары случайных зевак.

— Третий год, юный Квинт, представь только, я в Александрии, но какое разочарование! Великий город, мудрость веков, а кругом одни идиоты! Дрянные вода и еда, но все это мелочи, а вот что куда важнее — Гален говорил очень быстро, с заметным греческим акцентом, — они ничего не смыслят в анатомии и убеждены, что она бесполезна в работе практика. Представляешь?

Замешкавшись, я не успевал отвечать ему.

— По сосудам у них течет пневма[13], а мозг и вовсе железа, производящая слизь, чтобы остужать сердце как источник всякой мысли. И это в Александрии, где легендарный Герофил вскрывал тела десятками! В Александрии, где самые сложные процессы и блестящие гипотезы были выдвинуты уже несколько веков назад!

Я растерянно слушал все это, едва поспевая за увлеченным собеседником, который, как казалось, вовсе и не требовал, чтобы я хоть что-то ему отвечал.

— А его описания пульса, нервов и сухожилий? Ты уже успел познакомиться с чем-то из его работ? Я регулярно делаю вскрытия, животных конечно — могу поделиться с тобой парой интересных наблюдений. А в целом…Они не врут, наверное. Быть может, Квинт в самом деле не оставил записей — но знаешь? Я все равно не теряю надежу обрести его рукописи! Однажды…

Сбитый с толку я не мог вставить ни слова — таким плотным оказался водоворот его монолога. А Гален все продолжал и стремительно вел меня по направлению к выходу из библиотеки.

— Здорово, Квинт, что ты с юности и не от нищеты выбрал медицину. Это искусство в наши грубые времена не оценено по достоинству, но ведь еще Гомер[14] говорил, что самое главное это… Помнишь, как в Илиаде[15]?

«Можно, что хочешь, добыть, — и коров, и овец густорунных, можно купить золотые треноги, коней златогривых, — жизнь же назад получить невозможно!» А как жизнь, без здоровья? А здоровье без врачей и их умений?

Шагов через тридцать Гален остановился и на миг о чем-то задумался, а потом резко взглянул на меня.