Тень Галена

— Подобно узникам пещеры, мы полагаем, что органы чувств говорят нам правду и показывают реальность. А значит и мозг, если признать твою, Гален, правоту. Но не иллюзия ли это? Быть может, об истине мы судим лишь по смутным теням на стене пещеры? И одни только философы могут получать более полное представление, ставя вопросы и находя ответы?

— Точь-в-точь как мы, да? — рассмеялся Эвдем. Север, как и Эвдем, был перипатетиком — последователем Аристотеля, хотя сейчас и задавал вопросы, поднимавшиеся Платоном.

— На мой взгляд Платон в своем сравнении лишь хочет подчеркнуть, что познание и понимание сущности вещей не даётся само собой, а требует труда и усилий. Этой задаче отвечают, в частности, и мои эксперименты — парировал Гален.

— Выпьем же, друзья! — поднял кубок Боэт, призывая всех последовать его примеру. — Пусть истина находится там, где мы, всяк по-своему, пытаемся ее найти.

Послышался звон кубков. Гален почтительно кивнул Боэту, метнул взгляд на Севера, будто бы говоря ему «наш спор не окончен» и на несколько мгновений глаза его остановились на Аррии, любуясь.

Девушка пила вместе со всеми. Ее волосы шёлковым водопадом струились по обнаженным плечам. Роскошная стола из окрашенного в бордовый цвет шелка, под грудью перехваченная аккуратным кожаным ремешком, выгодно оттеняла ее бледную кожу знатной молодой особы.

Вдруг кубок поднял Барбар.

— Говоря о Платоне, не думали ли вы, что идея про пещеру, тени и вот это все прочее пришла ему неспроста? Платон ведь участвовал в элевсинских мистериях[95], разве нет? Всякий знает, чем потчуют там приобщающуюся публику хитрые мисты! Какие угодно озарения могут посетить разум, если не сдерживать себя с дозой кикеона… — он рассмеялся.

Публика с интересом обратилась взглядами к Барбару, дяде младшего императора, Луция Вера.

— Рассказывал мне тут как-то Вер…Только поклянитесь, что никому не разболтаете! Вообще-то за это полагается смертная казнь!

Все мужчины положили ладонь на промежность и поклялись. Такая традиционная клятва, происхождение которой тонуло в веках, в случае нарушения грозила карами потомкам. Аррия и еще пара женщин — жен приглашённых сенаторов, смущенно покивали.

— Все вы знаете, что мой племянник Луций Вер — император не чуждый гедонистическим безумствам. Если бы не доброта Марка, почему-то решившего, что такова была воля Антонина Пия — ему вообще, возможно, не быть бы на Палатине. Пьяница и прожигатель жизни — он всегда был больше увлечен поиском острых ощущений, чем политикой. Слава Юпитеру, что у нас есть Марк! Не знаю что было бы с Римом иначе…

Пара человек издали смешки. Звякнул кубок — наливая вино, раб задел его бронзовый ободок амфорой. Подобные разговоры выглядели опасными, ведь речь все-таки шла об императоре и никто не спешил присоединиться к этой беседе, опасаясь что это может оказаться умелой провокацией.

— Так вот моему племяннику позволили, минуя малые мистерии, сразу приступить к Великим, осенним — невозмутимо продолжал Барбар, нисколько не обращая внимания на смущенность остальных.

Опущу детали, которые известны многим — первый день три жреца — иерофант[96], дадух[97] и керик[98], во главе процессии идут в Элевсин[99] за статуями Деметры и Персефоны…

Я на время отвлекся и не слышал всего рассказа — Гален попросил меня выйти с ним в атриум и задать пару вопросов.

Спешно переодеваясь после анатомической выставки, организованной прямо в доме Боэта, Гален чуть задержался к началу и, когда прибыл, гости уже собрались и были представлены друг другу. Едва мы скрылись от глаз и ушей почтенной публики — Гален кинулся с расспросами про Аррию. Кем ее представили, в чем ее роль, за кем она замужем и где ее супруг — его глаза возбужденно блестели.

Я рассказал все, что успел услышать сам — что Аррия дочь одного сенатора. Она вдова, без детей и известна в кругах философских мужей как единственная в своем роде девушка, так ловко управляющаяся с идеями Платона и знающая его диалоги едва не наизусть, что редкий мужчина вообще проявляет к ней знаки внимания, опасаясь сесть в лужу и быть публично поднятым на смех женщиной. Чудо, что она не вмешалась в беседу при споре с перипатетиками. Гален чрезвычайно внимательно слушал меня и возбужденно кивал.

— А как же вышло, что она осталась без детей? Долго она пробыла в браке? Ее муж был военным? Почему она появляется на таких вечерах без сопровождения? — продолжал он засыпать меня вопросами.

Я честно признался, что не имею понятия и никто об этом не упоминал. Более того, я удивлен ничуть не меньше его, ведь и впрямь, появление знатных женщин без сопровождения на вечерах, нередко переходящих в откровенную пьянку, отнюдь не было римской нормой, как бы низко ни падали нравы со времен Республики и первого принцепса Августа. Вскоре мы вернулись к остальным в зал для пиршеств, извинившись за недолгое отсутствие.