Тень Галена

— Я объяснял Квинту, моему ученику, что нужно будет сделать к завтрашней выставке, чтобы еще эффектнее развлечь и просветить публику — не особо правдоподобно пояснил Гален, тихо обращаясь к Боэту. Тот с улыбкой кивнул.

Все продолжали слушать Барбара и едва заметили, что мы отлучались, так что Гален, пустившись в объяснения, лишь привлекал к нам внимание. Впрочем, как мне тогда показалось, он вообще суетился и заметно нервничал. Улучив мгновение, врач достал из внутреннего кармашка туники крохотный флакончик и, вынув крышку, вылил себе на ладонь несколько крупных капель, быстро втирая в шею и волосы.

Когда Гален в следующий раз повернулся — порыв воздуха донес до меня необыкновенный аромат, кружащий голову своей восхитительностью. Ни с чем я не смог бы его перепутать — это был тот самый бальзам, что Гален приобрел в Иерихоне, когда в Иудее мы путешествовали на Асфальтовое море.

— А вот потом…кикеон вверг их всех в такой транс, что мой племянник, искушенный самыми немыслимыми опытами, все равно решил, что спятит от происходящего безумия! На стенах оживали все чудища Аида! Но нам не суждено увидеть подобного — рецепт кикеона покрыт такими тайнами, что не прорваться и императору! Точно известно лишь, что варится он из ячменя и мяты — их вкус, поговаривают, ощущается особенно ярко. А вот секретный ингредиент…Я вам одно скажу, чтобы меня все-таки не казнили — рассмеялся Барбар. — Если Платону всего-то привиделись на стенах тени идей всего сущего — это он еще не всю дозу кикеона получил.

Публика сперва рассмеялась, но потом разочарованно замычала — все ждали подробностей, а очередной посвященный в очередной же раз замолк о деталях, едва подобравшись к самому интересному.

— Не могу, не могу, дорогие мои — подняв руки и смеясь извинялся Барбар. Таинства не разглашаются! Давайте-ка мы лучше выпьем за то, чтобы не все тайное становилось явным!

Гости горячо поддержали тост, столь близкий душе всякого аристократа, с юности купающегося в густой сети секретов огромного города. Громкий звон кубков, казалось, перелистнул страницу беседы. Так же было и с Платоном, и с Алкивиадом, которых современники в свое время обвиняли, что в своих произведениях и постановках они намеками приоткрывают таинства в Элевсине. Никто не знал, что происходит в последние дни Великих мистерий, а каждый опыт тех, кто ощутил их на себе, был столь уникален, словно речь шла об участии в совершенно разных событиях и ритуалах. То ли дело вакханалии — эти таинства посвященные богу виноградной лозы и выпивки не оставляли никаких двусмысленностей. Но до обсуждения столь интимных подробностей публика пока не опустилась, хотя вино и горячило головы присутствующих, с каждым часом все сильнее.

Не проявляя особого интереса к подробностям элевсинских похождений племянника Барбара, Гален откровенно любовался Аррией. Заметив его взгляд, обращенный к девушке несколько дольше обозначенного приличиями, Эвдем понимающе улыбнулся и поднял свой кубок.

— Позвольте, благороднейшие, тоже высказаться с некоторыми пожеланиями! Ведь с нами дама. И, даже будучи философом, она остается молодой, прекрасной женщиной. Не так ли? Быть может, нам здесь стоит поговорить хоть немного и о любви?

Присутствующие одобрительно загудели. Аррия скривилась и презрительно фыркнула, но Эвдем улыбался и невозмутимо продолжал.

— Мне встретилось недавно одно прекрасное стихотворение Катулла[100]! Вот, послушайте же:

Не может, не хвалясь напрасно,
Сказать любовница ничья,
Что нежно так была любима и так страстно,
Как мною ты, о Леcбия моя!
Не блещут верностью такою
Нигде союзы прежних дней,
Какая в пору грез, внушенных мне тобою,
Была видна со стороны моей.
Но твой поступок вероломный
Так резко сбил меня с пути
И совести вопрос такой поставил темный
О том, как долг мне чести соблюсти,
Что вновь тебя не полюблю я,
Хоть стань ты скромностью самой,
Ни страсти чувственной к тебе не подавлю я,
Хотя б на стыд махнула ты рукой.

— Катулл! Прелестно! — все присутствующие разразились громкими аплодисментами. Пока Эвдем вдохновленно читал — Гален продолжал смотреть на Аррию. Она давно заметила его взгляды и теперь тоже заинтересованно поглядывала. Их глаза встречались друг с другом все чаще.

— Ну а ты? Можешь ли тоже сказать что-нибудь о любви, о конкурент Аполлона в предсказаниях и Асклепия в искусстве врачевания? — обратился Эвдем к Галену. Однако, целиком погруженный в увлекательные гляделки с дочкой сенатора, Гален не расслышал. Девушка кокетливо улыбалась ему.