Тень Галена

– Наблюдая в те годы, Фукидид предполагал, что чума началась в Египте, а уже позже в Афины её занесли моряки-торговцы. Кажется, через порт Пирей. Очень похоже на гипотезы, что в Рим чума пришла из Парфии с войсками, не правда ли? И, пусть байки про разворованный склеп и проклятия – полная чушь – толику мудрости можно все-таки почерпнуть и в трудах историка.

Гален отхлебнул вина, которое нам принесли и, впервые, наверное, я увидел, как он пьет его неразбавленным. Я согласно кивал его размышлениям, хотя ознакомиться с Фукидидом лично мне еще не доводилось.

– Значительное перенаселение, скученность и, что вполне естественно в таких обстоятельствах, жуткие с позиций гигиены условия – все это безмерно способствует возникновению эпидемии – так писал и Фукидид. С ним сложно не согласиться, да?

Гален задумчиво водил пальцем по столу, словно рисуя что-то на воображаемой карте.

– Что кажется нам необходимым, чтобы вспыхнула такая болезнь? Конечно это, в первую очередь, порча воздуха – назовем так. Но никакая порча не окажется важна и значима, если не будет поблизости существенной и восприимчивой к этому недугу группы людей, так?

Я согласился – все звучало логично и строго, как обычно и мыслил мой учитель. Но все эти рассуждения, увы, ни к чему пока не вели и никаких мер не предлагали.

– Почему же может возникать такая порча воздуха? – продолжал Гален. – Если отбросить гнев богов и другие, не менее возможные, но непобедимые в своей неотвратимости причины, можем предположить порчу в результате неизвестных нам природных, климатических влияний. Эпидемия усиливается весной и летом? Так быть может, причина здесь кроется в чрезмерном преобладании свойственных этому периоду качеств, таких как влажность и теплота, например? Но почему же именно они?

Я внимательно следил за ходом его мыслей, разыскивая в памяти подтверждения или опровержения смело выдвигаемых, одна за другой, гипотез.

– Возможно, что именно эти стороны климата создают наибольшую угрозу образования в организме избытка теплоты и загнивание влаг. Все это вполне может быть нарушением в балансе тех четырех жидкостей, о которых много писал Гиппократ – помнишь? Я говорю о черной желчи, влияние которой тут, судя по цвету сыпи и поноса, подозреваю больше всего. Также еще желтая желчь, флегма и кровь. Их роль здесь нам не ясна. Ну а кроме того, нельзя не предположить, что первенство может иметь и та вещественная причина, с семенами чумы, которую еще древние предполагали, но никто не может ни доказать, ни опровергнуть. Может быть именно в условиях влажности и тепла дрянь эта враждует с нашими телами особенно яростно?

Принесли еду и мы, утоляя разожжённый холодом аппетит, схватились за жирные, горячие кусочки.

– В пользу этого говорит ведь и тот неоспоримый факт, что заболевают чаще те, кто волею судьбы соприкоснулся с больными лично – мог что-то от них получить, маленькое и невидимое. Или, словно запачкавшись, нарушить собственную гармонию, как это бывает при возникновении резонанса у камертонов – измениться изнутри. Что думаешь?

Я пожал плечами. Материальную природу я подозревал давно, еще в Риме, но ограничить соприкосновения с другими людьми настолько тщательно, чтобы невидимый враг не имел шансов распространиться, едва ли было возможно.

– Итак, загнивание изнутри, да неизвестные свойства самих семян чумы которые то ли меняют наши балансы, то ли проявляют собственные свойства зловредности – вот и все, что мы пока установили. Но что же тогда будет логичным предпринять?

Повисла пауза, мы оба размышляли. Собственный опыт мой давно был исчерпан несколькими идеями, дающими весьма ограниченную, но бесспорную пользу.Разделение помещений между больными и здоровыми, а также тщательное мытье кубикулов, хранящих остатки жидкостей, в которых могли прятаться неизвестные враги и которые, вполне возможно, могли отравлять окружающий воздух.

– Есть у меня пара идей – глаза Галена заговорщицки блеснули в полумраке таверны.

Я поудобнее устроился на стуле – для общественных таверн триклиний был бы слишком роскошным – отпил вина и приготовился слушать.

***

Спустя пару дней после приезда Галена императоры вывали моего учителя на аудиенцию. Догадываясь обо всех вопросах, которые ему зададут, Гален заранее подготовился отвечать, так что беседа вышла короткой, деловой и риторически совершенной. Меня тоже пригласили, конечно, скорее имея в виду те ценные сведения, которые я мог бы предоставить о происходившем в Аквилее, чем интересуясь моим мнением о мерах, что следует предпринять.