Тень Галена

Узнав о положении дел с эпидемией в войсках, Марк Аврелий поинтересовался, как мне показалось, вполне искренне, что посоветует ему Гален. Ситуация становилась все более угрожающей. Из-за множества заболевших военные дела терпели досадные промедления, раз за разом заставляя римские войска утрачивать с трудом перехваченную инициативу. К удивлению моему и патрициев, без малейшей тени смущения Гален рекомендовал Марку Аврелию и Луцию Веру, вместе с их свитой, покинуть удобные и роскошные покои аквилейского особняка, где они расположились и, пренебрегая комфортом и удобствами, встать палаткой в поле, с той стороны, откуда дует ветер. Так, чтобы воздух, который они станут вдыхать, шел не с пораженного болезнью города, а лучше всего с реки, или даже с моря.

Конечно, немало возмущенных голосов стали возражать и в негодовании своем поражаться наглости Галена, едва сухой его голос смолк. Атмосфера накалялась, но мгновением позже, недовольный гомон их, властным жестом, уверенно прервал Марк Аврелий, повелев подготовиться и сделать как велит Гален – разбить лагерь у восточной стены. Отдалиться на достаточное расстояние, но так, чтобы в случае нужды, попасть в город и укрыться за его стенами не заняло бы много времени. Взять с собой Аврелий повелел лишь пару сотен надежных преторианцев, оставляя прочие войска внутри города.

Галену же выданы были особые полномочия предпринимать те меры, какие он сочтет правильными и необходимыми, а в случае любых неудобств или препятствий, какие могут учинять недовольные магистраты и командиры – обращаться к нему напрямую и немедленно. Пораженные уверенной благосклонностью императора к этому самовлюбленному греку, патриции из его свиты благоразумно промолчали – никто не хотел ослушаться приказов.

Луций Вер, известный сибарит и транжира, проявил особенное недовольство, но открыто спорить со старшим соправителем не стал и, по многозначительным взглядам, которые он щедро бросал в толпу своих сторонников, я понял, что он наверняка задумал что-то для облегчения своей участи, а может и для мести Галену.

– Лучше же всего вам, благородные правители, не задерживаться в столь гиблом месте и, едва нужды ситуации перестанут быть важными настолько, чтобы подвергать свою жизнь немалой опасности – выбираться отсюда. Не в Рим, конечно, но здесь не я вам советчик – нужно место чистое и свободное от избытка верных ваших слуг и помощников – закончив, Гален уважительно откланялся.

Аврелий, в отличии от Вера, был чрезвычайно доволен мудростью и разумностью его советов. Антонин презирал лебезящих, кривляющихся в своем слепом желании угодить людей, но с удовольствием готов был слушать всякого, кто голос разума ставил выше внешнего лоска и притворных почестей. В дальнейшем у Галена было еще несколько встреч, когда он по ночам – император редко спал долго – ездил за стены Аквилеи, проводя время за беседами в военном шатре Аврелия, с трудом обогреваемом множеством жаровен. В один из дней он вернулся лишь на рассвете, объявив, что императоры покинули Аквилею и направляются в Пренесте. Одежда Галена пропахла дымом дров – вероятно, в шатре изрядно чадило – ночи стояли морозные и дров не жалели.

Потери от чумы, мора – неважно было, как называть эту терзавшую нас годами напасть – оказались слишком велики. С непосильным трудом набранные вновь войска опять поредели, а боевой дух был безнадежно утрачен. Требовались пополнения и новые стратегии.

Вместе с Галеном мы, не жалея себя и подвластных ему ординарных врачей, капсариев и депутатов, стойко трудились над уменьшением смертности в городе. Рассудив, что внутренний баланс каждого следует тщательно поддерживать – до жителей и солдат была убедительно донесена команда избегать любых излишеств, питаться супами и бульонами, пить молоко, много отдыхать, выполнять ежедневные физические упражнения, а главное — воздерживаться от мыслей о смерти и во что бы то ни стало сохранять хорошее настроение, бодрость духа. Последнее было, конечно, особенно сложным к выполнению, потому как ни дубинки центурионов, ни общий унылый пейзаж вымирающего города, не настраивали на нужный лад, как ни заставляй себя радоваться жизни. Куда чаще солдаты прикладывались к флягам, на дне их тщетно пытаясь отыскать утешение своим печалям и облегчение страхов. Зная об этом, продажа и распространение дешевого пойла, называвшегося здесь вином, строго ограничились и командование зорко следило за исполнением всех этих нехитрых предписаний. Солдаты роптали, но подчинялись – жаловаться на дисциплину не приходилось. Прямо за стенами стоял лагерь императоров – открытые выражения недовольства могли бы стоить бунтарям очень дорого.