Тень Галена

Когда мы, сопровождаемые двумя закаленными ветеранами, взятыми в телохранители высшего магистрата, шли под сводами арок, украшающих коридор – я с интересом разглядывал изваяния, установленные особым образом, чтобы свет из располагающихся вверху и напротив окон падал под углом, подчеркивающим самые эффектные фрагменты. Во всем дворце скульптур было великое множество – несомненно, Азиарх любил искусство, а возможно был сведущ и в науках – то тут, то там я видел забитые пергаментными кодексами и папирусными свитками шкафы. Мраморные полы были устланы коврами, купленными в чужих краях. Наверное, у парфян[3]– я видел подобные на рынках в Александрии. Потрясающая работа – некоторые из таких вручную ткутся годами и стоят баснословных денег.

Возле массивных дверей, обитых серебряными пластинами, нас усадили и попросили подождать, пока Азиарх вызовет своих гостей. У меня появилось еще несколько минут и я посвятил их осмотру внутренних убранств.

Все в этом месте говорило, что цена не имеет никакого значения. Особенно мне запомнились люстры. Громадные, бронзовые, замысловато изогнутые, они хитрым образом могли спускаться почти к самому полу, а многочисленные дворцовые рабы ловко меняли в них догоревшие свечи, свернутые из пропитанного жиром папируса. Пока я разглядывал одну из них – нас пригласили войти. Гален оправил тогу, разгладив льющиеся драпировки, и мы шагнули внутрь.

Зал, где заседал магистрат был невероятно просторен. Окна спроектировали так, чтобы даже в лучах закатного солнца в помещении все еще было очень светло – рыжеватые блики играли на стенах, отражаясь от полированного мрамора стен. По периметру залу украшали колонны в коринфском стиле.

Азиарх восседал на выточенном из слоновой кости своеобразном троне, а рядом с ним стоял одетый в головокружительно дорогие и пестрые наряды мужчина – по виду жрец. Ни Гален, ни тем более я еще не были знакомы с ними лично, но можно было догадаться, что это новый верховный жрец, который должен был вступить в должность через пару месяцев, в день рождения Цезаря Августа, основавшего Римскую Империю. Так делалось уже более века.

– Ах да, это те самые юноши, что умеют калечить и спасать обезьян – иронично поприветствовал нас Азиарх, властно подзывая рукой. Помимо насмешки в его голосе можно было различить и явный интерес к знакомству. Не умея общаться с высшим светом, я покорно смотрел в пол, глазами отмечая все прожилки на мраморе. Я представлял, как пошел бы по плитам, не касаясь их стыков. Эта детская игра успокаивала мой взволнованный ум. Гален же вполне уверенно поприветствовал наместника и выразил покорность мягким кивком.

– Здравствуй, Элий Гален – начал Азиарх. Его голос звучал бархатисто, но за внешней мягкостью скрывалась железная непреклонность. – Я не знал твоего отца, но слышал о нем от Куспия Руфина. Мы с ним были знакомы еще в Риме – оба были консулами, хотя и в разное время. Любопытно увидеть единственного сына Никона!

Гален почтительно кивнул.

– Руфин говорил, ты обучался философии? Далеко же тебя забросили науки. От Платона и Аристотеля в твоей деятельности не так уж и много, правда? – он взглянул на Галена насмешливо.

– Позволь не согласиться, повелитель – Гален мягко возразил. – Желающему преуспеть в исцелении врачу, необходимо не просто быть сведущим в учениях, но и самому быть философом.

– Вот как? Хм. Может быть, может быть... И почему же?

– Мне думается, повелитель, что философия помогает понять глубокую взаимосвязь между телом и душой. Ведь не секрет, что страсти и заблуждения могут быть основой множества болезней. Философия приходится здесь как нельзя более кстати – ведь еще Эразистрат говорил, что медицина и философия – суть сестры: одна лечит недуги тела, другая – души.

– Ты говоришь красиво, – снисходительно кивнул Азиарх. Мне рассказывали, что ты весьма образованный человек – я рад убедиться в этом и сам.

– Душа — это еще и нравы – заметил он, – а также и ценности. Нравы нынче портятся. Люди по всей империи, и Пергам, увы, не исключение. Толпа сегодня мыслит эгоистично и приземленно, а их ценности – одни удовольствия – наместник вздохнул и откинулся на спинку из слоновой кости. – Раньше было не так? Что ты скажешь на это, Элий Гален? Были ли древние мудрее нас?

Мой учитель на миг задумался.

– Я считаю, повелитель, что богатство почитается в наше время выше добродетели. Удовольствия – выше истины. И оттого не встречаются больше у нас ни Фидий[4] среди скульпторов, ни Апеллес[5] среди художников, ни Гиппократ среди врачей. Толпа же – все та же – Гален вежливо поклонился.

– Ну а ты? Ты не таков? – хмыкнул Азиарх. Было видно, что он впечатлен речами врача не меньше, чем спектаклем в анатомическом шатре.

– В меру моих сил, повелитель. Истина для меня выше богатств, благ и прочего, земного. Но не чуждо мне ничто, свойственное человеку по его природе.