Тень Галена

– Ты мне по душе, Элий Гален! – Азиарх удовлетворенно кивнул. Рука его, с инкрустированными изумрудами перстнями, протянулась к кубку с вином. – Я слышал также, ты долго путешествовал, объездил множество провинций и городов – он отпил из кубка. – Почему не поехал в Рим? В столицу и главный город мира. Чего ты ждешь от скромного Пергама?

– Только возможности быть полезным тебе и своему родному городу, повелитель.

Я понимал, что за этой туманной скромностью кроется великое честолюбие. Тем более это понимал куда более опытный в людских страстях Азиарх. Он глядел на Галена испытующе, словно пытаясь читать мысли врача.

– Что же, будь по-твоему! Я видел тебя в деле. Он – наместник указал на жреца – будет назначен верховным жрецом имперского культа в сентябре. Мною. Как ты, должно быть, знаешь – всякий верховный жрец обязан проводить большие игры, развлекая толпу. А есть ли что-то, что толпа любит больше скачек, гладиаторских сражений и битвы с дикими зверями на песке арены? Я назначаю тебя архиатром летних игр, Элий Гален. Прямо в новом амфитеатре, ты будешь первым. Это ответственный пост – большие потери среди гладиаторов нам не нужны – многие из них умелые актеры, любимцы публики. Их навыки стоят тысячи сестерциев – иногда десятки тысяч. Старик Демид, что работал с ними, последние годы сильно сдал. Возможно, тут нужна крепкая рука, да помоложе. Ты приступишь к этой работе?

Мне показалось, что под видом вежливого вопроса в его голосе звучал приказ. Для него дело было уже решенным.

Мой учитель мягко кивнул и Азиарх удовлетворенно откинулся на спинку трона.

– Кто этот юноша с тобой?

Я понял, что обращаются ко мне и лишь большим усилием воли заставил себя не поежиться, выдавая волнение и неуверенность.

– Квинт Гельвий Транквилл, господин – я с легкой дрожью ответил.

Горло предательски пересохло.

– Гельвий? – Азиарх на миг задумался, словно пытаясь извлечь что-то из памяти.– Не ваш ли это род был выселен из Рима по повелению Цезаря Августа? Куда-то в Египет, кажется, или еще более отдаленную провинцию.

– Да, господин, в Александрию – я был удивлен, что он может знать это. Хотя, если он был консулом в Риме – это было возможно. Магистраты часто изучали архивы, заботливо хранимые целой армией канцелярских подданных.

– Будь благоразумен, Квинт Гельвий Транквилл. Учись у Галена и, если боги будут добры и благосклонны, ты станешь опытным врачом, заработаешь состояние и вернешь своей семье процветание в Риме.

Я почтительно поклонился.

Азиарх обратился с чем-то к жрецу, но тихо – невозможно было расслышать. Они стали обсуждать личные вопросы. Метнув взгляд в нашу сторону Азиарх улыбнулся, помахал нам на прощание рукой и вскоре мы покинули дворец.

***

Гален был весьма доволен тем, как все сложилось. Ненавидимый пергамскими врачами он, тем не менее, завоевал признание и симпатию публики, так что число пациентов, готовых умолять его взглянуть на свои недуги мгновенно выросло и теперь, всякое утро, они толпились у входа в дом Галена на Акрополе, словно просители, пришедшие к влиятельному патрону. Вряд ли даже сенатор мог бы соперничать с Галеном по числу страждущих и взывающих о помощи у порога.

Какое-то время я исполнял роль секретаря, определяя что стоит внимания моего учителя, а что может и подождать, но через несколько недель Гален утомился от бесконечной череды пациентов и мы отправились загород. До вступления в почетную роль работы архиатром при верховном жреце оставалась еще пара месяцев и врач решил уделить его дому, трактатам и виноградникам, настраиваясь и накапливая силы.

Поместьем управлял пожилой вольноотпущенник Филоник – мудрый и очень мягкий человек, крепко, однако, умеющий держать хозяйство. Через несколько лет, после того как Гален похоронил отца и отправился в свою образовательную одиссею, его мать забеременела от случайного любовника, а в родах умерла, вместе с младенцем. С тех пор Филоник следил за всем хозяйством, все эти годы аккуратно присылая Галену деньги, вырученные от ренты земель и угодий. Вольноотпущенником его сделал еще Никон, доверяя ему как самому себе. И годы доказали, что он не ошибся.

Гален рассказал мне о матери лишь раз и настоятельно попросил никогда больше не приближаться к теме своей семьи, потому как каждый из его родителей вызывал в душе врача слишком сильную бурю чувств. Отец в его воспоминаниях удостаивался наивысших любви и почтения, а мать – холодного презрения. Провалившись с расспросами о его прошлом в яму неловкости, я попытался вывести заметно потускневшего Галена на другие мысли и мне вспомнился день нашего знакомства.

– Гален, я давно хотел спросить тебя, если позволишь.

– Да, Квинт?

– Именно! А кто такой Квинт, которого ты искал?

На секунду Гален задумался, потом улыбнулся и, наконец, взглянув на меня громко рассмеялся, закинув голову.

– Отличный вопрос! Ты мастер своевременности! Кем был тот, кого я искал? Врачом конечно…

– Гиппократиком? – я уточнил, помня о невероятной любви Галена к корпусу трудов отца-основателя медицины с острова Кос.