Тень Голема

Теплым июльским утром на скользких от воды и тины деревянных мостках сидел белобрысый мальчик. Закатав холщовые штаны до колен и свесив босые ноги в реку, он с рассвета ловил рыбу самодельной удочкой, вырезанной из ближайшего орешника. Звали мальчика Миша Романов. На днях ему исполнилось двенадцать лет, но на вид никто больше десяти ему бы не дал. Его широкое, весьма простодушное веснушчатое лицо все еще казалось детским, в то время как у сверстников процесс взросления происходил куда более заметно. Иные хвастались редкой юношеской порослью над верхней губой, а кто-то был еще откровенней. Неказистый Миша не мог соперничать с деревенскими мальчишками ни силой, ни статью. Это огорчало и заставляло замыкаться в себе. Не имея друзей среди сверстников, будущий царь оставался наедине с самим собой, предаваясь мечтам, наполненным простыми мальчишескими желаниями и надеждами на будущее.

Клева не было. Миша беспечно болтал ногами в тихой речке под чудным русскому слуху мерянским именем Сега и воображал, как сядет в рыбачью лодку и поплывет на ней до Юрьева-Польского, а там сто сорок верст по Колокше прямиком в Клязьму. Клязьма – река большая. Течет она мимо Владимира, Стародуба и Гороховца и у самого Нижнего сливается с полноводной и стремительной Окой. Опытные рыбаки сказывали, что водится в этом месте самая вкусная на земле стерлядь. По Оке заплывет он в Волгу-матушку и через Казань и Астрахань доберется до самого Хвалынского моря[58], на берегу которого дикие киргизы пасли своих двугорбых верблюдов, а в приморских городах кызылбашские[59] купцы торговали заморскими диковинами!

Пока Миша предавался своим усладительным мечтам, лохматая как черт коза, подойдя сзади, залезла мордой в туесок с наживкой, приготовленной для рыбалки. Миша в сердцах прикрикнул на животное и переставил туесок ближе к своим ногам. Однако бесстыжая животина, терзаемая запахом свежего хлеба, смоченного душистым постным маслом, отнюдь не собиралась отказываться от посягательств на содержимое берестяного короба. Путаясь в длинной веревке, волочившейся за ней по траве, коза обошла мальчика с другой стороны и еще раз попыталась добраться до лакомой наживки. Недолго думая, Миша наотмашь двинул наглое создание ладонью по горбатому носу и на всякий случай убрал краюху за пазуху домотканой сорочки. Коза жалобно заблеяла и, испугано отпрыгнув назад, сломя голову пустилась вверх по склону в сторону села.

Посчитав дело сделанным, мальчик беспечно повернулся спиной к посрамленному противнику, но обиженная коза, как оказалось, на этот счет имела собственное мнение. Неожиданно развернувшись, она разбежалась и со всей силы, на какую была способна, боднула в спину ничего не подозревавшего неприятеля. Миша, испуганно вопя и смешно размахивая руками и ногами, слетел с мокрых мостков и рухнул в реку, погрузившись с головой. Нахлебавшись воды, он в ужасе вынырнул обратно, беспомощно барахтаясь и отчаянно зовя на помощь.

Первое, что он услышал сквозь затуманенное страхом сознание, был веселый детский смех, доносившийся откуда-то сверху. На берегу рядом с мостками стояла босая девчушка с нелепыми косичками, так туго перетянутыми лентами, что они стояли торчком в разные стороны. С виду ей было лет шесть или семь. На ней был бордовый саян[60] в мелкую складку поверх красной горничной рубахи[61], выдававшей в ее обладательнице не простую крестьянскую девку, а представительницу более знатного сословия. Противная коза была рядом. Стояла смирно и, словно дворовая собака, терлась головой о бок маленькой хозяйки. Заходясь от хохота, девочка бросила в воду конец веревки, другой конец которой был привязан к козьим рогам.

– Да ты веревку-то хватай, глупый. Тут же мелко! – высоким, звонким голосом крикнула она «утопающему».

Но Миша не смог этого сделать. Он то и дело окунался с головой в реку и, тут же выныривая, отчаянно хрипел, отплевывался и колотил руками по воде.

– Вот неумеха!

Девочка укоризненно покачала головой и, подобрав до колен полы сарафана, решительно зашла в воду.

– Держи, глупый!

Вдвоем они выбрались на берег и забрались под высокие мостки. Пока девочка привязывала свою козу к деревянной свае, взъерошенный Миша, сгорая от стыда, выжимал мокрую рубаху, стараясь не глядеть в сторону своей спасительницы. Но избежать разговора ему все же не удалось.

– Я тебя знаю, ты из ссыльных! – произнесла юная спасительница, с интересом разглядывая мальчика.

Встряхнув отжатую рубаху, мальчик накинул ее на куст калины, росший почти у самого берега, и ничего не ответил.

– А я Маша, дочь Ивана Хлопова.

Миша нехотя бросил взгляд на настырную девчонку.

– Это нашего пристава, что ли? – спросил хмуро.

– Ага!

Миша с видимым безразличием кивнул головой и отвернулся, всем видом показывая нежелание разговаривать. Но пауза длилась совсем недолго.

– Теперь ты должен на мне жениться! – убежденно заявила Маша как о деле давно решенном.

От смятения у будущего царя отвалилась нижняя челюсть.

– Почему это? – только и смог он выговорить, растерянно хлопая глазами.