Гетман Сагайдачный вошел в престольную и без лишних разговоров направился к большому креслу, стоявшему в углу рядом с входной дверью у высокого окна со слюдяными оконницами, расписанными яркими красками. По-хозяйски развалившись в нем, он с изуверским удовольствием стал наблюдать за начавшейся сварой своих старшин за право сесть «ближче до трону». Два тяжелых стула подле него без возражений заняли войсковой писарь и войсковой судья, а вот с лавками, стоявшими вдоль стен, дело обстояло много хуже. Паны куренные начальники никак не могли договориться между собой, кому где сидеть. Длилось это до тех пор, пока французы не потеряли остатки терпения.
– Господа, может, уже начнем? – устало произнес один из них на вполне сносном русском языке. – Сядьте уже как-нибудь. Мы и так потеряли много времени впустую.
После этих слов в комнате возникла гнетущая пауза, не сулившая иноземцам ничего хорошего.
– Тю! – прошипел корсуньский куренной, отличавшийся в казачьем войске особо буйным нравом. – Може, ти мені, пес босорылый, ще місце вкажеш?
Рука несдержанного полковника потянулась к сабле.
– Геть, Михась! – громко скомандовал гетман, с размаху ударив кулаком по деревянному подлокотнику кресла.
– Пан правильно говорит. Чего расшумелись, как бабы? Сели, и слушайте, что скажут. Дело-то серьезное!
После строгого окрика Сагайдачного спор сразу утих, и полковники, все еще скрипя друг на друга зубами, расселись по местам, великодушно отложив выяснение отношений.
– Спасибо, пан гетман, – галантно поклонился француз и кивком головы подозвал своего напарника, который молча развернул на маленьком резном столе, стоявшем посередине комнаты, какую-то карту.
– Изволите видеть, господа, это план города. Мне и месье Безе поручено сообщить вам, что в ставке его милости Яна Кароля Ходкевича, воеводы виленского, гетмана великого литовского, графа на Шклове, Новой Мыши и Быхове, пана на Мельце и Краснике…
– Слушай, француз, давай короче, – поморщился Сагайдачный. – Говори без затей, что хотел передать гетман?
Мастер Жорж Бессон пожал плечами и закончил без былой напыщенности:
– Принято решение – начать штурм завтра ночью, и доблестному запорожскому войску в данной эскаладе отведено важнейшее место, о чем мы и собираемся доложить вам самым подробнейшим образом!
– Я Москву брать не буду! – Сагайдачный скучающим взглядом смерил посланника главнокомандующего.
– То есть как не будете? – опешил Жорж Бессон, переглянувшись с мастером Жаком Безе.
– А так, не буду, и всё. Нечем и некем!
– Вы же обещали привести с собой двадцать пять тысяч казаков!
– Мало ли чего я обещал? Война. У меня в полках по сто – сто пятьдесят человек осталось! Пушек нет, порох заканчивается. Казачки домой просятся, а кто не просится, тот уже давно дома!
– Сколько же у вас фактически людей?
– Ну, тысяч пять-шесть наберу, но на штурм людей не поведу.
Сидевшие в комнате казачьи старшины одобрительно загудели.
– Вы же видели эти стены? Без артиллерии я паршивый Михайлов не взял! Две тысячи отличных хлопцев положил и ушел ни с чем!
– Вам не на что пенять. Король заплатил деньгами!
Гетман отмахнулся от француза, как от назойливой мухи.
– Какие это деньги? Двадцать тысяч золотых. Я под Ельцом без хлопот тридцать тысяч одной царской казны взял со всем москальским посольством в Крым да с полусотней татарского конвоя. А теперь нам предлагают за давно съеденные деньги брать неприступные стены голыми руками?
Куренные старшины поддержали его слова яростными криками: «Геть з дому! Не хочемо! Де наші гроші?» Среди возникшей суматохи и общего гомона слово неожиданно взял Жак Безе, и тут стало понятно, почему до сих пор он предпочитал молчать. Русским он владел значительно хуже, чем его напарник.
– Монсеньор, – обратился он к Сагайдачному, – вы неправильно истолковали слова метра Бессона. Никто не предлагает казакам брать Москву штурмом. Перед вашими людьми стоит другая задача. Завтра перед рассветом вы начнете отвлекающую атаку всеми имеющимися в наличии отрядами. Нападая на русские остроги в Замоскворечье, вы сможете сковать не менее четверти сил обороняющегося гарнизона и отвлечете внимание от места главного удара.
– А кроме того, – Жорж Бессон пришел на помощь приятелю, с трудом подбирающему нужные слова, – опасность атаки еще и в том, что значительную часть русских войск, находящихся в Замоскворечье, составляют казаки, чья надежность, по нашим сведениям, представляется весьма сомнительной.
– Пошуметь, значит, треба? – оживился Сагайдачный.
– Точно так! – кивнул метр Бессон без тени улыбки. – Тем временем после начала вашей атаки гетман Ходкевич нанесет главный удар по Арбатским и Тверским воротам. Часть нашей пехоты плотным огнем заставит обороняющихся покинуть стены, другая – уничтожит инженерные препятствия перед воротами. Следом малые отряды спешенных гусар совместно с саперами обеспечат установку петард.
Француз водил тонким и длинным стеком по расстеленной на столе карте, не переставая пояснять диспозицию предстоящего боя: